Спецагентские будни

Бездна смотрит на тебя

Автор: Fire Wing
Фандом: Люди в черном (MyNeosha)
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Размер: мини (5560 слов)
Герои: Илья, Невер, фоном Ксен
Метки: второстепенные оригинальные персонажи, мистика, напарники, научная фантастика, подводный мир, спецагенты, тайные организации, хтонические существа, элементы ужасов
Саммари:
«Эпсилон» множество лет стоял и продолжает стоять на страже безопасности Земли и человечества. Однако и он не всесилен.
Существуют аномалии, которые невозможно исследовать и ликвидировать, и монстры, чей возраст многократно превышает срок человеческой жизни и которые также не поддаются устранению.
Все, что может в таких случаях сделать организация — наблюдать и по возможности сдерживать аномальные объекты.
Примечания:

Самостоятельно отрисованная обложка.

Самостоятельно отрисованная обложка:

Атмосферно-настроенческий коллаж.

Атмосферно-настроенческий коллаж:


*****
«Эпсилон» множество лет стоял и продолжает стоять на страже безопасности Земли и человечества. Однако и он не всесилен.

Существуют аномалии, которые невозможно исследовать и ликвидировать, и монстры, чей возраст многократно превышает срок человеческой жизни и которые также не поддаются устранению.

Все, что может в таких случаях сделать организация — наблюдать и по возможности сдерживать аномальные объекты.

* * *
Илья проснулся от ощущения чьего-то присутствия рядом. Прислушался к хорошо знакомой тихой поступи, оценил бортовую качку и далекое урчание двигателя, сложил в голове картину происходящего — и, не размыкая век, сонно пробормотал:

— Невер, отстань, мы еще плывем.

Спину приятно грели падающие из корабельного иллюминатора лучи. Шевелиться не хотелось. Смена часовых поясов, обманчиво-безжалостное карибское солнце и «знакомство с батискафом», как назвал это Невер, — на деле оно больше напоминало экзамен, — основательно вымотали его вчера.

Шаги прекратились. Его напарник остановился рядом, усмехнулся:
— «Плывем»? Тебе повезло, что этого не слышал капитан.

Илья, запоздало осознав, что они сейчас опять поцапаются из-за терминологии, застонал в подушку. Однако Невер не стал развивать тему, а перешел к делу:

— Ты думал, мы так сходу отправимся под воду? Вставай, нам еще нужно пройти медосмотр. И не знаю, как ты, а я намерен поесть перед погружением.

Возразить было нечего, пришлось подчиниться.

Илья открыл глаза, успел еще удивиться царящей в кубрике тени, а потом пошевелился — и ахнул от внезапной боли в верхней части тела. Руки, плечи, шея — казалось, все покрылось твердой горячей коркой, не дающей толком двигаться.

Только сейчас он вспомнил, что вчера, устав жариться в спецагентской форме и понадеявшись на облачную дымку, сбросил пиджак и рубашку и до ночи ходил так — даже спать свалился в брюках и майке. Кожу уже тогда припекало жаром, но он не обратил на это внимания.

— А я тебе говорил — сгоришь, — невозмутимо заметил Невер.

Севший на койке Илья наградил его мрачным взглядом и осмотрелся в поисках рубашки. Процесс одевания обещал быть болезненным, существование в ближайшие пару дней — тоже.

— Да идем уже, — махнул рукой его напарник, разворачиваясь к двери. — Все равно у дока придется разоблачаться.

* * *
Смуглый бородатый медик, перескакивая с испанского на английский и обратно, диагностировал у него первую степень солнечного ожога, не преминув уточнить, что «там и до второй было недалеко».

Илья в ответ только и смог, что с независимым видом раздраженно повести плечом, сделав вид, что не обращает внимания на боль. Медик этот жест профессионально проигнорировал и без предупреждения плюхнул ему на загривок порцию обжигающе холодной мази. Нео дернулся, едва не взвыв; ощущение балансировало на грани дискомфорта и наслаждения.

— И каков ваш прогноз, доктор Ксен? — насмешливо-иронично справился Невер, подпирающий переборку. Он говорил по-испански, но медик неожиданно ответствовал на чистейшем русском:

— До свадьбы заживет.

— Без меня меня женили, получается? — проворчал Илья тоже по-русски и расслабленно прикрыл глаза. То ли мазь, быстро и аккуратно растертая, нагрелась, то ли обожженная кожа остыла — в любом случае теперь это было до крайности приятно, особенно если сидеть неподвижно.

Было слышно, как отошедший медик переменил перчатки, взял что-то с лотка и вернулся обратно. Илья ощутил предплечьем новый едва заметный холодок, открыл глаза — а Ксен уже убирал использованный одноразовый шприц.

— Теряю навык, однако, — хохотнул он, заметив взгляд Нео. — Вы вообще ничего не должны были почувствовать.

Илья и не почувствовал, но сейчас его куда больше волновал другой вопрос:

— И что это было?

Вместо Ксена ответил Невер, закатывающий рукав рубашки:

— Кое-что для миссии. Увеличит прочность и несжимаемость костей, — он выставил руку, когда медик двинулся к нему с новым шприцем наперевес. Это выглядело почти как замедленное отражение атаки. — Только эту «глубинную» дрянь придется колоть весь адаптационный период, а по окончании миссии деактивировать другим препаратом.

— Допуски и интервалы приема я вам сейчас сообщу… — медик умолк, оперативно вкатил Неверу укол и продолжил: — Но запомните главное: выход в воду — не раньше чем через пять часов после последней инъекции.

Невер после этих безапелляционных слов взглянул на него почти с подозрением. Медик красноречиво закатил глаза — мол, не держите меня за идиота.

Кажется, подробностей задания здесь не знал один Илья.

* * *
В сферической кабине батискафа диаметром самое большее в два метра было тесно и жарко — аппарат совсем недавно переместили из трюма обеспечивающего корабля на воду. За фронтальным иллюминатором плескались волны в пене от отошедшего катера.

Кабина герметизировалась нетипично — изнутри, а не снаружи, и сейчас Невер поочередно закручивал болты на люке. Для этого ему даже не потребовалось влезать на вертикальный трап — хватило его немалого роста.

— И все-таки, в чем заключается наша миссия? — спросил Илья в спину напарнику. — К желобу Пуэрто-Рико(1) мы прибыли, под воду сейчас спустимся — а дальше что?

На язык так и просилось «Не будем же мы выслеживать и ликвидировать монстра в этой консервной банке?», но он сдержался.

— Я тоже не обладаю полной информацией, — в последний раз проверив люк, Невер сделал шаг назад. Илья чудом успел убрать выставленную ногу, чтобы ее не отдавили. — На дне желоба(2) находится научная база организации. Дальнейшие указания мы получим уже там.

Он опустился на сиденье и безуспешно пытался куда-нибудь деть ноги, чтобы не упираться коленом в угол панели управления.

— А что за выход в воду, который упоминал док? А этот препарат? — Илья не желал сдаваться так просто, но Невер оборвал его коротким:

— Сядь. Начинаем погружение, — и добавил уже менее формально: — Часа четыре будем на месте, сам все узнаешь.

Видимый участок неба за фронтальным иллюминатором и небо над люковым поглотила лазурь.

* * *
С увеличением глубины цвета стремительно исчезали. Пока Невер метрах на тридцати не включил внутреннее освещение, Илья не без интереса следил, как прямо на глазах стандартные красно-желто-зеленые шкалы приборов перекрашивались в сине-зелено-черные.

Вода за толстым оргстеклом тоже быстро теряла в насыщенности цвета: лазурный перешел в синий с прозеленью, а потом и просто в темно-синий.

Редкие вспугнутые рыбы шарахались в стороны, раз от раза становясь все более незаметными на фоне воды.

К ста метрам снаружи воцарилась непроницаемая чернота. Илья понимал, что ее им и придется лицезреть весь остальной путь до базы, но все равно нет-нет да переводил взгляд с приборов за иллюминатор.

Иногда там даже мелькали огоньки — Атлантический океан жил своей малоизученной жизнью.

* * *
По мере погружения температура за бортом падала, и батискаф остывал тоже. После тропического пекла прохлада радовала, но потом от металлических стен кабины потянуло холодом, против которого оказался бессилен даже включенный обогрев.

Илья терпел, ежился на своем месте, прятал замерзшие руки под мышки — но на третьем часу пути и пяти километрах глубины все же не выдержал и полез доставать из-под сиденья свою сумку. Спасибо Неверу, который перед вылетом на миссию велел запастись теплыми вещами…

…Конечно же, от напарника не укрылась его возня — в таком ограниченном пространстве это было и немудрено:

— Привыкай. На базе, скорее всего, будет еще холоднее.

— А что, нас туда сослали, как в Сибирь? — насторожился Илья, который уже успел натянуть свитер и теперь снова надевал пиджак. Плечи и руки все еще болели, но гораздо меньше, чем утром — мазь помогла.

Он ожидал язвительной фразы вроде «А то я тебя не знаю, ты и через пару часов ныть начнешь», но ее не последовало. Невер каменно молчал, согнувшись и закинув ногу на ногу, — и как только умудрился в этой тесноте? — чтобы меньше мерзнуть.

— Невер, — опять попытался Илья, — ты знаешь что-то, чего не знаю я?

Его напарник дернул плечом, упорно не отводя взгляда от показаний манометра на экране. Как и всегда, когда он вот так замыкался, становилось понятно, что информации из него не вытянуть.

* * *
Они достигли дна желоба через четыре часа и двенадцать минут.

Илья подсознательно ожидал увидеть что-то новое, неизведанное, — возможно, то, за чем они и погрузились сюда, — но надвинувшееся на них каменисто-песчаное дно было пустынно. Лишь длинная тонкая рыбина одного цвета с песком медленно растаяла за границей освещенного круга.

Корпус батискафа завибрировал, когда запустились гребные винты.

…Еще через шестнадцать минут впереди из мрака выплыла гряда округлых холмов — того же лунно-серого цвета, что и песок.

— Нас отнесло течением, — пояснил Невер, сверяясь с картой на экране навигационного компьютера. Илья вытянул шею, бесцеремонно заглядывая напарнику под руку; на карте среди множества численных пометок чернело незатейливое «Base», также снабженное длинным цифровым кодом.

— Вот это — база? — обомлел он, уже совсем по-другому взглянув на то, что прежде казалось деталью ландшафта. — Сколько же ей лет?!

— Столько же, сколько этому дну, — тоном, слишком серьезным для шутки, ответил Невер. — Илья, подай сигнал, который я тебе сейчас продиктую, и постарайся его запомнить. Это пароль — как для входа в ангар, так и для выхода из него.

Илья взялся за ключ гидрофона(3), угукнул, показывая, что готов — и Невер с пулеметной скоростью принялся лепить бесконечные точки и тире. Нео уже в первые секунды этой «передачи» ушел в состояние сродни автопилоту; рука на ключе работала сама, мозг же распознавал, но не осознавал отдельные составляющие сигнала.

Невер умолк внезапно. Илья еще какое-то время «висел», ожидая продолжения и отчаянно надеясь, что нигде не ошибся, и далеко не сразу осмелился поднять голову.

— Все? — уточнил он.

— Все, — кивнул Невер, не отрывая взгляда от иллюминатора, и позволил себе небольшую слабость — подышал на замерзшие пальцы.

В стене ближайшего к ним «холма» возникла щель. Створка открывающегося люка медленно выдвинулась вперед и упала на дно; древние песок и ил взметнулись облаком, напрочь закрыв обзор.

— Недоработка, — философски заметил Невер. — Ждем, пока это все осядет.

* * *
Обстановка в помещении за люком не отличалась разнообразием: голые стены, площадка причала, под ней — сложной формы захват, похожий на расставленные силки. Невер долго примерялся к этому чуду инженерной мысли и маневрировал туда-сюда, прежде чем по прямой завел батискаф прямо в основную «петлю».

Захват надрывно заскрипел и сомкнулся. Одновременно сзади донесся звук глухого удара.

— Теперь мы здесь заперты, — хмыкнул Невер, выключая двигатели.

— Тут и без твоего юмора темно, — пробормотал Илья, не отводя взгляда от воды за иллюминатором. С ней что-то было неладно. Она словно закипала: вверх рвались сначала отдельные крупные пузыри, но вскоре они превратились в целые струи газа. Сквозь созданный ими шум пробилось гудение.

Хватило одного взгляда на уменьшающиеся показания манометра, чтобы понять причину. Шла откачка воды из ангара.

Невер поспешно открыл балластные цистерны; держать в них воду под давлением в почти девятьсот атмосфер при все падающем внешнем давлении было по меньшей мере неразумно.

Наконец все стихло, и манометр показал почти немыслимое значение — одну атмосферу. Фронтальный иллюминатор по-прежнему находился под водой, но люковый выходил на воздух: это со всей очевидностью подтверждали мелкие капельки на нем. Настораживало только то, что батискаф по-прежнему оставался единственным источником света в ангаре.

Невер поднялся со своего места и вытащил набор инструментов, который перед погружением засунул куда-то к стенке, за огнетушитель. Но прежде чем заняться люком, он бросил напарнику:

— Достань кислородные маски, они справа от пульта управления. Не нравится мне эта темнота.

Ждать пришлось недолго. Едва Невер откинул крышку освобожденного люка и вылез на внешнюю обшивку батискафа, как снаружи зажегся свет.

— Экономщики хреновы, — его голос был приглушен маской, но все равно выдавал облегчение. — Здесь датчики движения.

Он огляделся и сказал в кабину:

— Выключай прожектора, глуши системы, бери реверс и пойдем. Люк задрай, но не завинчивай. За вещами вернемся после разведки.

К тому времени, как Илья выбрался наверх, Невер уже стоял без маски. Нео, дождавшись разрешающего кивка, снял свою и осторожно вдохнул.

В ангаре было сыро и душно, застоявшийся воздух пах чем-то техническим. На выпуклых стенах и на причале блестела вода. Выход из помещения был ровно один — круглая и небольшая, как на подлодке, гермодверь напротив.

* * *
База оказалась маленькой. Нет, даже не так — база оказалась до крайности маленькой. Все жилое пространство состояло из единственного отсека размером ненамного больше кабины батискафа. Остальные помещения были в основном забиты аппаратурой, а часть — еще и запаролена.

Вернувшись в каюту, как Илья мысленно окрестил невеликую жилплощадь, он застал Невера с какими-то бумагами в руках. Рядом на узком столе, втиснутом меж коек, — как ни странно, стоящих рядом, а не подвешенных одна над другой, — лежал пластиковый контейнер. По форме он подозрительно напоминал конверт.

— Что это?

— Распоряжения, про которые я говорил, — Невер еще раз быстро перебрал стопку бумаг. — Так, это характеристики шлюза, это координаты трансляторов, это руководство к ним, это руководство по использованию SDSS… Ознакомься, — он отделил нижнюю часть стопки и протянул ее Илье. Бумаги оказались плотными и как будто тоже пластиковыми.

— Ты хочешь сказать, что эту посылку кто-то… недавно доставил сюда и уплыл? Мы здесь не первые?

Невер покачал головой:

— Не задавай вопросов, на которые ты не хочешь знать ответа.

— Ладно, — Илья протяжно выдохнул, прогоняя ощущение тревоги. — Спрошу другое. Что мы должны делать теперь?

— Пока — ждать, — Невер тряхнул оставшейся частью стопки, — как и говорил док, не меньше пятидесяти пяти часов — до окончания курса инъекций, и еще пять часов сверху. А потом нам нужно будет выйти наружу и изменить настройки трансляторов под базой.

— Звучит слишком просто, — нахмурился Илья. — Почему этим вообще послали заниматься нас, а не каких-нибудь научников?

Невер не ответил. Отложив документацию, он нагнулся и извлек из своей сумки шприц высокого давления и пачку ампул.

— Закатывай рукав, — скомандовал он и с хрустом отделил одну ампулу от пластикового держателя. — И не смотри на меня так, я не столь катастрофически уступаю Ксену в опыте.

* * *
От содержания вверенных ему документов у Ильи волосы вставали дыбом — несмотря на то, что он уже не раз и не два становился свидетелем технологической мощи «Эпсилона».

Говоря «выйти наружу», Невер не лукавил. SDSS, симбиотические глубоководные спецкостюмы(4), действительно предназначались для работы на больших и сверхбольших глубинах — при давлении до двух тысяч атмосфер, если верить числам в документах.

Формулировки о «прямом подключении ко всем органическим системам пилота» и «нейронном интерфейсе с отрицательной обратной связью» тоже ничуть не успокаивали.

В первый же вечер Илья увидел и сами эти костюмы, подвешенные над небольшим бассейном в переходном помещении рядом с ангаром. Раскрытые и пустые, в ярком искусственном свете ослепительно сияющие белым, они своей формой наводили на мысли о тюленях и обладали странным свойством: попав в тень, ворсистая поверхность костюма меняла цвет в сторону серого.

— Коэффициент отражения находится в прямой зависимости от количества падающих фотонов, — пояснил Невер, заметив, как Илья с озадаченным видом водил ладонью над костюмом. — Это нужно для маскировки.

* * *
Весь остаток дня Невер гонял напарника по документации, заставляя заучивать наизусть все регламенты до единого. Наконец Илья не выдержал экзаменования с пристрастием, показательно свалился спиной на матрас и запросил пощады.

Невер закатил глаза и отложил уже основательно перемешанные бумаги. Коротко проинформировал:

— Завтра будем разбирать работу со спецкостюмом.

Илья бросил в него упаковкой стандартного — и стандартно безвкусного — пайка.

* * *
Через полчаса Невер, умеющий не только не спать, когда хотелось, но и спать, когда не хотелось, уже не подавал признаков бодрствования.

Сам Илья, несмотря на два года бытности спецагентом, вторым навыком пока не обзавелся — и сейчас закономерно не мог уснуть. Мешало все: зуд в предплечье от очередной инъекции, яркий свет потолочных плафонов, треск вентилятора практически над ухом, промозглый холод, от которого ни спасали ни одеяло, ни одежда…

Он смог отключиться лишь через невообразимое количество времени, уткнувшись лицом в подушку и скорчившись в неудобной, но компактной позе.

* * *
Ему снился Город.

Огромный, темнокаменный, он был неизмеримо велик для человека, да и не подходил ему ни в чем, ни в одной фантасмагорической детали — от прямых улиц, которые тем не менее закручивались спиралью, до уходящих к низкому мрачному небу колонн со слишком большим количеством углов, густо покрытых письменами. И все это истекало слизью и, казалось, дышало, внушая неподконтрольный ужас перед неведомым.

Он беспомощно топтался на одном месте, взглядом ища выход, которого не существовало. Острые углы за его спиной перетекали в тупые и курились легким дымком, в завитки которого не следовало всматриваться.

Когда над Городом разнесся голос, — как будто гром попытался заговорить, — Илья с криком проснулся.

Какое-то время он просто оцепенело лежал, таращась в потолок и забывая моргать. Наконец, когда свет плафона стал нешуточно резать глаза, он рывком сел, одновременно взмокший и замерзший.

Невер наблюдал за ним через узкий, с полметра проход между спальными местами — и узнать отпечаток схожего ужаса в его взгляде Илье не помешали даже плавающие перед глазами белые пятна.

— Что здесь происходит? — потребовал объяснений он (голос в конце фразы позорно ушел вверх) и часто заморгал, проясняя зрение.

— Помнишь, я однажды рассказывал про восстание Ктулху во Флориде? — вопросом на вопрос ответил Невер, тоже садясь на постели. И добавил просто: — Так вот, Ктулху — под нами.

— Что значит под нами? И… в смысле, это тот самый Ктулху?

— И да, и нет. Это… существо неоднократно доставляло организации проблемы — в том числе тем, что память о нем невозможно стереть окончательно. Так в культуре появился образ Ктулху, конечно, очень сильно искаженный. Но название прижилось, — Невер пожал плечами. — «Эпсилон» не может ликвидировать эту тварь ни в настоящем, ни в прошлом — она слишком стара, лишь вдвое-втрое младше Земли. А потому, когда она пробуждается, остается загонять ее обратно в глубину, глушить трансляторами и заново надстраивать над ней фальшивое дно. Ты когда-нибудь задумывался, почему результаты измерений глубины желоба Пуэрто-Рико за разные годы так отличаются? — он криво усмехнулся.

— А мы здесь в качестве канареек в клетке — проверить, не сойдем ли мы с ума и не близится ли новый этап активизации этой твари? — раздраженно спросил Илья, плотнее кутаясь в одеяло. Руки ходили ходуном — далеко не только от холода.

— Зришь в корень.

Илья подтянул колени к груди, уставившись в стену. Желания продолжать разговор не было, но и обижаться на до последнего темнившего напарника, на организацию с ее бесконечными протоколами, на весь оставшийся девятью километрами выше белый свет было бессмысленно. Секретность, чтоб ее.

* * *
На второй день обнаружилось, что долго бездействовавшей базе их визит отнюдь не сделал лучше. Проявилось это весьма радикально: накрылось электричество, и они внезапно оказались в полной темноте.

— Илья, поведай мне, — наполовину всерьез полюбопытствовал Невер, — откуда у тебя такой талант каркать?

Он достал реверс, который зачем-то таскал с собой все время пребывания на базе, и зажег его.

— Я за последние несколько часов вообще ни слова не сказал! — возмутился Илья, нашарив в нише у койки свое оружие и тоже временно низведя его до фонарика.

— Только бухтел себе под нос, что «тут абсолютно нечем заняться, только документы перечитывать», — Невер, вручную открывающий гермодверь, скопировал даже его интонации. А потом, оттянув створку, добавил уже своим обычным тоном: — Бери маски. Если мы провозимся слишком долго, в помещениях закончится кислород.

* * *
Восстановить работу систем им удалось, но далеко не сразу, и к концу ремонта внутри стало практически нечем дышать. Невер тянул с приказом надеть маски, мотивируя это тем, что их ресурс тоже был ограничен; Илья глотал все более спертый воздух и старался сосредоточиться на прозвоне цепей, а не на тяжести в голове и мыслях о чудовище внизу и девяти километрах воды сверху.

Раздавшийся шум системы жизнеобеспечения, безмерно раздражавший полсуток назад, теперь показался музыкой.

— А ну… не отключайся, — тяжело дышащий Невер одной рукой обхватил Илью за плечи, не давая осесть на пол, а второй прижал к его лицу кислородную маску. — Ты мне… живым нужен.

После нескольких судорожных вдохов стало легче. Илья даже смог поднять руку и симметричным жестом напялить на напарника его маску. И вовремя: тот уже сам шатался.

Вспыхнул свет, с непривычки ослепительно яркий.

* * *
К вечеру того же дня приказал долго жить туалет.

— Я спецагент, а не… сантехник или ассенизатор какой-нибудь! — беспомощно-яростно высказался Илья, осознав масштабы бедствия.
— Ни тех, ни других здесь все равно нет, — только и заметил Невер и во второй раз пошел за набором инструментов.

…Хитроумная система задала им едва ли не более сложную задачу, чем схема энергообеспечения — в том числе и потому, что одной пары рук для работы очевидно не хватало, а разместиться в этой каморке вдвоем было почти невозможно. Они провозились с ремонтом по меньшей мере несколько часов, прежде чем снова заставили все работать как надо — или уверились в том, что заставили.

Когда перепачканный Невер в последний раз недобрым словом помянул строителей базы и выбрался в коридор, — там благоухало ничуть не меньше, спасибо системе вентиляции, — Илья бесстрашно заявил ему вслед:

— Если ты в таком виде припрешься в каюту, я тебя самолично в ангаре искупаю!

Невер обернулся и смерил его выразительным взглядом, — мол, кто кого еще искупает, — а вслух ответил:

— В отсеке с SDSS есть обеззараживающий душ.

Илья представил себе, каково будет вылезать из душа обратно на стылый холод, устало вздохнул и поплелся следом за напарником. Учитывая размеры базы, податься в ожидании все равно было особо некуда.

* * *
Несколько часов назад Илья думал, что никакие тревожные сны его не побеспокоят — не после всех ремонтных мероприятий. А потом он снова пробудился со вскриком, еще чувствуя фантомную вонь тухлой рыбы.

Пока он пытался взять под контроль дыхание и унять колотящееся сердце, соседняя койка скрипнула. Невер воззрился на него — встрепанный, почти растерянный, с тающими во взгляде очертаниями жуткого Города. Впрочем, это продлилось всего секунду; потом его черты лица ожесточились, а в позе стало заметно напряжение.

— Что тебе снилось? — Невер резко сел, откинув одеяло. Илья успел заметить, как тот убрал руку с кобуры — пустой; совсем не лишняя предосторожность.

Недавнее сновидение — или, скорее, кошмар, — в этот раз отличалось, хотя детали уже смазывались и терялись. Илья вспомнил только, что не стоял на одном месте, волей-неволей рассматривая строения вокруг — он под раскаты грома бежал по искривляющимся улицам за кем-то… или от кого-то.

— У меня те же изменения, — со вздохом подтвердил Невер, выслушав его. — И это вполне вписывается в рамки нормы влияния объекта.

— Боюсь спросить, что тогда в них не вписывается, — пробормотал Илья и скосил взгляд на наручные часы. Где-то на поверхности было пять утра и занимался рассвет; им же до окончания «адаптационного-периода-и-пяти-часов-сверху» оставалось чуть больше суток. Впереди снова маячила перспектива скуки, но роптать на это после вчерашних авралов было боязно.

— Я так понимаю, пытаться досыпать бессмысленно, — Невер хлопнул себя по колену и стянул со стола все ту же стопку документов. — Так что давай, будешь отвечать мне порядок проведения всех процедур, от начала и до конца.

— Только если ты потом сделаешь то же самое, — неожиданно даже для себя выдал Илья.

— На что спорим? — тут же поднял бровь Невер, и Илья понял, что нешуточно влип. Переиграть напарника с его эйдетической памятью, натренированной десятилетиями службы, ему едва ли светило.

Но отступать было поздно, и он сказал первое, что пришло в голову:

— На место для отпуска!

— Предлагай. Хоть узнаю, чего мы лишимся, — принял и эту подачу Невер.

— Чтобы ты опять потащил меня на море зимой? — воинственно фыркнул Илья. — Не дождешься. Скажу по факту.

…Они упустили по одному пункту и потом до хрипоты спорили о том, кто победил и чья ошибка в экстренной ситуации быстрее привела бы к смерти.

* * *
Холод не щадил и ни на минуту не давал забыть о себе. Выбравшись из-под специфически пахнущих струй обеззараживающего душа, Илья моментально задрожал, обхватил себя руками за плечи и затоптался на рубчатой резине напольного покрытия.

— Не трясись, сейчас согреешься, — ободрил его Невер, подтолкнув в спину, — и сам передернулся в приступе озноба. — И не дай Бог ты опять забудешь пункт о проверке контроля!..

— И тебе удачи не застрять в шлюзе, — кивнул Илья, спуская ноги в раскрытый костюм.

Теория, как всегда, разошлась с практикой. Прочитанные и выученные инструкции никоим образом не могли подготовить его к ослепительной боли во всем теле, которая вспыхнула, едва оболочка костюма сомкнулась и начала «прорастать» под кожу. Ощущения напоминали жжение крапивы, но даже если бы он свалился в ее заросли в чем мать родила, это было бы и вполовину не так больно.

От неожиданности он заорал. А когда невольно умолк, потому что в легких кончился воздух, и попытался сделать вдох — не смог; на грудь словно давила многотонная каменная плита.

Раздался всплеск.

Инстинктивная паника навалилась — и отступила, сменившись строками из документации о принудительной остановке легочного дыхания и удалении свободного воздуха из костюмов. В мыслях Ильи они почему-то зачитывались голосом Невера.

Жжение и подступившее удушье утихали, перед глазами прояснялось. Сначала подводная картинка была мутной, но постепенно обрела четкость — и Илья едва не шарахнулся в сторону при виде омерзительной волосатой морды перед собой, в последний момент сообразив, что это его напарник.

Морда, не отворачивая плоских, будто нарисованных черных глаз, — окуляров у SDSS не было, их заменяли два фоточувствительных участка на внешней поверхности, — медленно кивнула. Илья кивнул в ответ и показал большой палец; привычное движение в костюме ощущалось совершенно иначе.

Невер, взмахнув ластами, отплыл к противоположному краю бассейна. Издалека сходство очертаний оболочки с тюленем стало еще заметнее — ровно до тех пор, пока от торпедообразного туловища не протянулась вполне человеческая рука, хоть и с перепонками меж пальцев и плавником на локте. Невер нащупал на стене нужный датчик и запустил процедуру шлюзования.

Бассейн закрылся сверху. На периферии зрения вспыхнули и пошли стремительно сменяться цифры внешнего давления; рядом возник компас.

* * *
Давление в бассейне под конец превысило внешнее — и наружу, в такую же густую плотную тьму, их попросту вымело, выбросило потоком воды.

Под базой открылась пустота — желоб уходил гораздо глубже, чем писали в справочниках и энциклопедиях.

Не без труда зависнув на одном месте, Илья повел головой с фонарем на лбу. Луч выцепил вспыхнувший белым костюм Невера, зубастую рыбешку, поспешно скользнувшую прочь, и уперся в ровную гладкую поверхность без конца и без края. Это и было «ложное дно», скрывавшее аномальную зону.

Илья ощутил прикосновение со спины, — костюм дублировал даже осязание, — и невольно вздрогнул. Нервное бессистемное движение передалось ластам; его с удивительной легкостью толкнуло вперед.

Рядом снова мелькнуло белое, и в его «поле зрения» причудливым пируэтом вниз головой влез Невер. Одной рукой удержав напарника за запястье, — судя по всему, хотел за плечо, но помешала обтекаемая форма оболочки, — он сделал вопросительный жест. «Все в порядке?»

Костюмы не предполагали общения голосом — только языком жестов.

Илья снова поднял вверх большой палец — «Норма», — выставил вдобавок указательный: «Куда?». Невер ткнул рукой куда-то влево и вниз и следующим знаком велел следовать за ним. Однако с места он стронулся только после гребка напарника.

* * *
Плыть сквозь толщу воды было жутковато. Сверху, снизу, справа, слева — нигде не было абсолютно ничего, кроме темноты, с которой еле-еле справлялись их фонари. «Глаза» костюмов могли бы уловить и достроить изображение из редких фотонов на глубине пятидесяти, даже ста метров — но не девяти тысяч. Здесь единственным природным источником света являлась биолюминесценция жутких слепых рыб, простейших… и того, что следило за ними из бездны.

Илья был готов поклясться, что всей шкурой, ворсисто-«тюленьей» и человеческой, чувствовал на себе этот взгляд — так же, как в последнюю ночь, когда он во сне уже совершенно точно не разыскивал что-то на неевклидовых улицах Города, а бежал, подхлестываемый животным ужасом.

…Когда они нашли первый транслятор из двенадцати, манометр уже показывал глубину в 10087 метров.

Устройство, вмурованное в отвесный склон желоба, на удивление, оказалось совершенно чистым — ни единой частицы песка, ила или органических останков. Все, что опускалось из вышележащих слоев океана, оседало на «ложном дне», а аномальная пустота была малообитаема даже по глубоководным меркам.

Невер последним мощным гребком направил свой SDSS к устройству, затормозил, раскинув руки, и повис перед панелью управления. Илья лег в дрейф чуть выше, пристально наблюдая за напарником. Они неоднократно отрабатывали последовательность действий при перенастройке транслятора, но здесь, на глубине, где сонно ворочалось древнее чудовище, ни в чем нельзя было быть уверенным.

Спустя несколько минут манипуляций индикатор на корпусе устройства изменил цвет — на соответствующий протоколу, мысленно кивнул Илья. Невер оттолкнулся руками от края панели, повторил знак «следуй за мной» и изогнулся, разворачиваясь к противоположной стене желоба и вниз.

Согласно документации, последний, двенадцатый транслятор находился на глубине более тринадцати километров(5).

* * *
Когда Илья закончил с восьмым транслятором, — они с Невером работали строго поочередно, — Ктулху впервые выразил свое недовольство. Из глубин пришел рев.

Так — низко, почти в инфразвуковом диапазоне, и столь же ужасающе, — могла бы застонать сама Земля, само мироздание. От этого звука запредельной мощности содрогнулось все: каменные стены, вода и сами агенты.

Илья, ничего не видя от сводящей с ума боли, почти конвульсивно забился, чтобы не рухнуть в разверзшуюся бездну, но ненадежная вода ускользнула из-под пальцев и ласт.

…Выкарабкавшись из забытья, — это было нелегко еще и потому, что в неподвижности костюм улавливал меньше кислорода, — он обнаружил себя в нескольких метрах от стены. В невесомости и без пузырьков воздуха различить верх и низ было проблематично, и он повел лучом по скале, высматривая транслятор, чтобы сориентироваться по нему. А потом он глянул «вверх» и со всей очевидностью понял сразу несколько вещей. Во-первых, до этого он висел животом кверху, как дохлая рыба; во-вторых, рядом так же вяло шевелился очнувшийся Невер; в-третьих… снизу на них смотрели созвездия. Десятки созвездий, простиравшихся вперед и назад по желобу, насколько хватало взгляда. И они мерцали.

Это какую же яркость они имели?..

Его тряхануло крупной резкой дрожью, и только тогда он очнулся, отвернулся от жуткого зрелища и спешно подплыл к Неверу. Похоже, был его черед хватать напарника за руку, вперив ему в «лицо» фонарь.

Не удовольствовавшись одним прикосновением, — тем более что Невер в ответ лишь слабо двинулся, — Илья принялся ритмично сжимать и разжимать пальцы в стандартной морзянке: тире-точка-тире-тире-тире… «Норма?»

Невер медленно и, как показалось Илье, осторожно поднял свободную руку, — «Норма», — а после разогнул пальцы: «Четыре».

Еще четыре транслятора, еще четыре настройки, еще четыре этапа спуска в глубину, навстречу этой твари, огромной, как горный хребет.

Илья, невзирая на растущее чувство страха, кивнул.

* * *
По мере продвижения вниз звезды становились все ярче и множились. В их расположении была система; они практически отсутствовали на округлом теле монстра, лежащем вдоль желоба, но густо покрывали его бесчисленные щупальца.

Звезды казались совершенно неподвижными. Однако стоило перебороть себя и на мгновение отвести взгляд — и их заморачивающий рисунок, от которого в ушах начинал звучать многоголосый иноязычный шепот, менялся целиком.

Руки Ильи, лежащие на реле настройки, дрожали, и это было странно, ведь он не испытывал ужаса как такового — лишь объяснимый легкий страх перед неведомым.

Индикатор транслятора несколько раз мигнул, а потом окрасился в тревожный белый цвет. Илья тупо уставился на него. Цвет не соответствовал протоколу — но почему, если он делал все правильно?

Он опустил голову к созвездиям. Те подмигнули ему в ответ.

Прямо перед его лицом внезапно возникла пятипалая перепончатая ладонь, затянутая в белоснежную «волосатую» оболочку, приблизилась… и без спросу легла на «глаза» костюма, перекрывая доступ свету.

Илья не смог ни повернуть голову, ни развернуться целиком: теперь некто сзади держал его, и держал крепко, не давая вырваться. И все же он исступленно дернулся всем телом, закинул назад руки, надеясь освободиться — но добился только того, что одну его руку перехватили, а вторая бесполезно загребла воду.

Выждав пару секунд, он снова принялся брыкаться в хватке неизвестного, в любой момент подсознательно ожидая разгерметизации костюма или чего похуже. Но «похуже» не наступало и не наступало, и он далеко не сразу, но понял, что захват на его руке ритмично усиливался и ослабевал.

Он настороженно замер, и тут же в одном положении замерли железные пальцы. Не обращая внимания на боль, Илья осторожно сжал-разжал кулак. Теперь он узнал, вспомнил способ переговоров.

«Пусти».

«Не смотри», — просигналили в ответ.

«Как», — он оставил фразу незавершенной, без вопросительного знака, почти уверенный, что Невер — Невер, которого он едва не принял за неведомую опасность, — поймет.

И он понял:

«На ощупь».

И его отпустили, лишь по-прежнему держа на «глазах» костюма ладонь — это был единственный способ защиты, ведь собственные глаза он закрыть не мог. Но Илья вслепую потянулся, поймал руку напарника и спросил быстро:

«А ты», — опять без знака вопроса, чтобы не тратить время.

Невер осторожно расцепил их переплетенные руки и прижал к ладони Ильи кулак с отставленным большим пальцем: «Норма».

* * *
Новый рев донесся до них уже во время всплытия. Он был таким же оглушающим, как предыдущий, и с той же легкостью сметал сознание, но звучал он иначе. В нем слышался несогласованный хор голосов — голосов, говоривших на совершенно чуждом языке, старше, чем все эпохи.

Теми же голосами, рассказывая о бесконечном безжалостном космосе, шептали звезды.

Но главным было и оставалось другое — не выпустить слабую руку напарника, не повернуться лицом к зовущей глубине, не перепутать верх и низ.

* * *
Илья плохо помнил, как они вернулись на базу. Выручило то, что нужную последовательность действий каждый из них вбил себе практически на подкорку.

На автопилоте отработав все процедуры, — подъем, долгая декомпрессия в шлюзовом бассейне, избавление от костюмов, дезинфекция и введение первой дозы деактиватора, — они, совершенно измученные физически и морально, кое-как добрались до каюты и рухнули то ли в сон, то ли в обморок.

И от узости прохода между койками впервые была ощутимая польза — они так и не разняли сцепленных рук.

Кошмары им не снились.

* * *
— На этой гребаной базе хоть что-нибудь может работать нормально?! — Илья с трудом сдерживал стук зубов.

На сей раз полетела система обогрева. На базе и до этого было не жарко, градусов тринадцать, а теперь температура почти сравнялась с забортными двумя градусами. Утро началось с того, что Невер, сумевший проснуться даже на фоне вчерашней усталости, безжалостно растормошил полузамерзшего Илью и заставил делать зарядку, чтобы согреться — а тот всю первую четверть часа продолжал спать с открытыми глазами, тщетно пытаясь взять в толк, что от него хотят.

— Не может. Скажи спасибо штабным психолухам, — угрюмо сообщил Невер механическим недрам базы, в которых копался, и вытянул назад пустую ладонь.

— А… почему именно им? — непонимающе спросил Илья, подав напарнику нужный инструмент. Невер что-то подкрутил, разогнулся и сделал шаг в сторону, позволяя Нео самому увидеть схему, с которой он возился.

— Это потрясающее инженерное решение. Системы выходят из строя через приблизительно известное время после запуска, то есть после прибытия «гостей», причем каждый раз в новом месте, — ранее нездорово бледный, он сейчас даже слегка раскраснелся от воодушевления. — При этом может происходить переброс напряжения на другую часть схемы, что, в свою очередь, предотвращает поломку. Эта база — полигон, это решение — индикатор психического состояния персонала базы и способ заставить их собраться и безопасно преодолеть адаптационный период.

Илья помолчал, переваривая услышанное, и механически уточнил:

— И дезадаптационный?

— И дезадаптационный, — кивнул Невер и как-то разом сдулся, устало сгорбил спину, вернувшись к прежнему состоянию. Даже натянул пониже рукава толстой куртки, в которую кутался. — Более того, код на открытие-закрытие ангара служит той же цели.

— А я-то все думал, зачем поддерживать режим повышенной секретности в таких условиях… — отстраненно пробормотал Илья, пытаясь поймать за хвост неожиданную мысль. — Подожди. То есть сортир у нас сломался поэтому же?

Невер подумал.

— Не поверишь, но это была случайная поломка.

Он изрек это таким удивленным тоном, словно нашел ни много ни мало — решение NP-полной задачи за полиномиальное время(6). Для Ильи это стало последней каплей: он согнулся пополам в приступе дикого хохота.

Невер, осознавая абсурд всей ситуации, честно попытался сдержаться, фыркнул раз, второй — и в конце концов тоже рассмеялся в голос, выплескивая скопившееся напряжение.

Подходили к концу первые из двух суток дезадаптации.


Примечания:
(1) Желоб Пуэрто-Рико расположен на границе Карибского моря и Атлантического океана.
(2) Максимальная глубина желоба составляет 8742 метра.
(3) Гидрофон — прибор для приема звука и ультразвука под водой, специализированный микрофон. Некоторые модификации могут также и передавать звук. В данном случае используется передача на основе азбуки Морзе.
(4) Дословно: Symbiotic Deep-sea Special Suit. Аббревиатура авторская.
(5) Для справки: глубина Марианской впадины составляет «всего» 10994 метра.
(6) Все NP-полные задачи сводятся одна к другой. Если одна из них будет решена за полиномиальное время, «за полином» получится решить и все остальные. Однако на данный момент такого алгоритма не существует. (Вспоминаем, что Илья изначально учился на программиста.)

@темы: мои фики, Люди в черном

---

Спецагентские будни

Профдеформация

Автор: Fire Wing
Фандом: Люди в черном (MyNeosha)
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Размер: драббл (535 слов)
Герои: Илья, мимо проходившие ОМП и ОЖП
Метки: разговоры, спецагенты, фантастика, элементы юмора / элементы стеба
Саммари:
Профессиональная деформация и усталость — опасная смесь.
Примечания:
Терминологически-каламбуристая зарисовка почти по мотивам реальных событий. Вспоминаем, что Нео — самый что ни на есть экс-программист.

*****
После многочасовой работы над отчетом «по свежим следам» Илья ощущает себя выжатым досуха. Тяжелая от усталости голова пульсирует, воспаленные глаза режет яркий свет коридорных ламп. Желание одно: доползти до жилого корпуса и свалиться спать. Можно даже оккупировать жилплощадь Невера, она ближе.

В пять утра штаб почти пустует — одни инсектоиды тихо шастают туда-сюда. Лишь на полдороге к выходу он слышит за дальним поворотом человеческие шаги.

Натренированный мозг со скрипом пускается в привычный, как дыхание, анализ:

«Две пары ног, обувь с мягкой подошвой, шаги разной длины, свободные, идущие явно не скрываются…»

— Да в гробу я это все видел! — внезапный возглас из-за угла эхом отдается в пустоте коридора. Илья позорно вздрагивает от неожиданности и от головной боли, вспыхнувшей с новой силой.

— Но ведь все получилось, нет? — голос негромкий, женский, также незнакомый…

Илья растирает ноющий висок, пытаясь взять себя под контроль и не анализировать все и вся. Получается плохо. Натаскал же его Невер на свою и его голову…

— Ага, через тернии! Ты просто не знаешь, что было до этого, — первый говорящий очевидно заводится, даже останавливается, притопнув ногой об пол; Илья видит его движение как наяву. — Понимаешь, эти треклятые агенты умирали сотнями. Регулярно. Неизвестно почему.

Илья застывает на одном месте.

Такое количество задействованных агентов означает полный апокалипсис, восьмой класс опасности, не меньше. И его последствия он должен был, не мог не заметить в поведении коллег — или в отсутствии этих самых коллег. Но несколько часов назад, когда они с Невером только вернулись в штаб, все было как обычно… ведь так?

А неизвестный сотрудник продолжает вещать на все более повышенных тонах:

— …Только что функционировал — и хоп, пропал со всех радаров, хотя ничто не предвещало. И так раз за разом. Думаешь, где я сегодня был весь вечер? Причины этого выяснял. Постоянно всех агентов откатывал, но они мерли снова и снова.

От нарисовавшейся картины у Ильи вдоль позвоночника пробегают мурашки. Он не понаслышке знает, как это выглядит, когда павших в бою «поднимают» всех скопом — реверсом, выставленным на максимальный угол рассеивания.

За поворотом воцаряется тишина, но лишь на пару секунд. Затем вновь звучит женский голос:

— Просто признайся уже, в чем ты налажал.

Эта насмешливая интонация совершенно не вяжется с кошмаром, который описал ее собеседник, и у Ильи голова идет кругом, а еще усилившееся колотье в висках вынуждает его опереться о стену.

— Их заражали ходячие трупы. Невидимые. Черные на черном, — разом растеряв весь прежний запал, признается сотрудник — и добавляет совсем уж убито: — Я условие проверки статуса перед движением агентов забыл добавить. А в итоге несколько часов весь код и данные перелопачивал…

Женский голос заливисто хохочет.

— Что и требовалось доказать. Действи-и-ительно, — ехидно тянет она, — почему же завлабы не оценил первый результат? Может, потому что в модели творилась не только эпидемия, но и зомби-апокалипсис в придачу?

Она говорит что-то еще, а сотрудник слабо оправдывается, однако Илья, продолжающий подпирать собой стенку, их уже не слушает. В принципе, хватило и последней фразы не то научника, не то тактика, но слово «модель» окончательно расставило все по своим местам. Не было никакой всепланетной катастрофы, была — анекдотичная ошибка человека, разрабатывающего компьютерную модель в мультиагентной среде…

Илья утыкается пылающим от стыда лицом в ладони и измученно прикрывает глаза. А он еще учился на айтишника!..

Ему просто нужно поспать. Иначе он и в обсуждении погоды рискует углядеть теорию заговора.


Примечания:

Картинка-пояснение.

Картинка-пояснение:

@темы: мои фики, Люди в черном

---

Спецагентские будни

Опасный танец

Автор: Fire Wing
Фандом: Люди в черном (MyNeosha)
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Размер: мини (2075 слов)
Герои: Илья, Невер
Метки: вымышленные существа, мистика, напарники, спецагенты, экшн, элементы ужасов
Саммари:
В единственном на всю округу дачном домике на отшибе города был обжит только первый этаж. Выглядел он обыкновеннее некуда: полупустые чемоданы, небольшой бытовой беспорядок — словно въехавшая сюда семья разобрала вещи и отправилась на прогулку.
Только вот, согласно записям камеры видеонаблюдения у наружной двери, двое взрослых и двое детей зашли в этот дом и больше оттуда не вышли.

*****
Примечания:
Таймлайн фика — осень 2021 года, вскоре после «Морского чудовища». Да, я хедканоню, что после этого задания и до «Сверхглубокой» у Невера и Ильи было еще несколько миссий, потому что это практически единственное объяснение дыры в хронологии и пропавших «в никуда» двух, если не трех месяцев.

* * *
В единственном на всю округу дачном домике на отшибе города был обжит только первый этаж. Выглядел он обыкновеннее некуда: полупустые чемоданы, небольшой бытовой беспорядок — словно въехавшая сюда семья разобрала вещи и отправилась на прогулку.

Только вот, согласно записям камеры видеонаблюдения у наружной двери, двое взрослых и двое детей зашли в этот дом и больше оттуда не вышли.

«Аномалии не зарегистрированы, вмешательств в работу устройства не обнаружено» — таков был вердикт специалиста из тактического отдела, вынесенный еще в штабе.

— Мы определенно что-то упускаем, — пробормотал Невер, заново осматривая всю гостиную.

— Так, где мы еще не смотрели? — упер руки в бока Илья.

…Знал бы он, что после этого риторического вопроса они отправятся вскрывать наглухо запечатанный чердак — может, и промолчал бы. Тем более что результатов осмотр не принес, под слоем пыли и паутины обнаружился лишь старый хлам.

Было решено ждать, пока причина исчезновения гражданских проявит себя сама.

Они расположились по противоположным углам гостиной с реверсами наготове, Илья — на стуле, его напарник — на притащенном из кухни высоком табурете.

Баек Невера, подозрительно похожих на сюжеты книг и фильмов, — «Эпсилон» что, был связан вообще со всей фантастикой, мистикой и ужасами в человеческой культуре? — хватило на первые два часа. Потом они без особого огонька поспорили насчет целесообразности посещения туалета только под конвоем напарника, по очереди выполнили указанное действие, вернулись на места и продолжили наблюдение, теперь уже молча.

Солнце село. За окном сгущались ранние осенние сумерки, коридор и углы постепенно тонули в тенях. Нагретый за день дом остывал, вынуждая ежиться, чтобы сохранить тепло.

В какой-то момент Неверу надоело сидеть в одном положении, и он поднял ступни на перекладину табурета. В этой позе, с торчащими коленями и согнутой спиной, он до ужаса напоминал голенастую птицу. «Черного аиста», — мысленно уточнил Илья и едва не прыснул от смеха, но вдруг осознал кое-что, от чего все его веселье как отрезало.

Невер уже закончил возиться и постукивать обувью о табурет, поудобнее располагая длинные конечности… но звуки не затихли. Едва различимые, глухие, они доносились откуда-то со стороны дальней стены — как будто ее исследовали на предмет пустот.

Должно быть, выражение лица Ильи сообщило все за него — обращенный к нему взгляд Невера сделался кинжально-внимательным. И, памятуя об умении напарника читать по губам, Нео почти беззвучно сообщил:

— Оно рядом с тобой. Я его слышу.

Невер молниеносно включил и поднял реверс с уже снятым предохранителем. Конус света скользнул вокруг него, выявляя набившую оскомину обстановку: тумбочка с телевизором, толстый ковер, шкаф, прямоугольник оголенного пола — и никого и ничего чужеродного.

— Откуда шел звук? На что он был похож? — и тут стало окончательно понятно, что слышал это только Илья.

…Спустя один допрос и еще некоторое время молчания он не выдержал:

— Может, включим свет?

Меблировка в лучах реверсов отбрасывала жутковатые длинные тени, которые то и дело смещались, стоило ему или Неверу шевельнуться или просто глубоко вздохнуть. Наблюдения это не упрощало.

— Боишься темноты? — в голосе Невера ощущалась мягкая насмешка, и она же ясно давала понять, что на этот шаг они не пойдут. У них пока не было другого выхода, кроме как оставлять поле игры — или битвы, — за неизвестной сущностью.

— Боюсь, что она посмотрит на меня в ответ, — невесело пошутил Илья.

И бдение продолжилось. Только теперь Нео то и дело ловил себя на том, что напряжен как натянутая струна.

…Когда совсем стемнело, через стекло над входной дверью внутрь упал сноп оранжевого света. Илья, в этот момент смотревший именно в коридор, вздрогнул от неожиданности — и запоздало сообразил, что это включился фонарь недалеко от входа.

Он медленно выдохнул, надеясь, что Невер не заметил его прокола, однако тут же насторожился снова.

Что-то изменилось. До него теперь доносился звук.

Илья замер, анализируя — и вдруг понял, что отчетливо различает мерное «тик-так» из детской спальни.

Он подорвался на ноги, до боли сжав пальцы на рукояти реверса:

— Невер!.. — и что-то в этом восклицании заставило его напарника тотчас метнуться со своего насеста на пол. — Там… будто часы тикают!

Невер прислушался... и вышел из боевой стойки, заметно расслабившись.

— Успокойся. Часы там были и есть, мы видели их еще днем, — он говорил бесстрастно и подчеркнуто тихо. — Просто твой мозг в какой-то момент начал игнорировать их, а сейчас перестал.

У Ильи от этой отповеди загорелись уши. Невер продолжал смотреть на него раздраженно-укоризненно.

Чувствуя, как жар перекидывается на лицо, Нео неловко отвел взгляд и боком приземлился на стул.

…А несколько мгновений спустя Невер одним прыжком оказался на середине комнаты и развернулся, выцеливая что-то у стены.

— Что?!.. — Илья снова вскочил, хватаясь за реверс. Невер медлил с выстрелом, растягивая полные напряжения секунды, а в итоге и вовсе убрал палец со спускового крючка и повернулся к напарнику.

— Я слышал стук, — быстро заговорил он, — и почувствовал по движению воздуха, как что-то ретировалось. Что-то небольшое. Оно было не далее чем в полуметре от меня.

— Так оно… невидимое, что ли? — слегка растерянно предположил Илья.

Невер не отвечал, но продолжал сканировать взглядом то ли его самого, то ли обстановку вокруг него, а потом зачем-то посмотрел на пол.

Рядом моментально стукнуло — раз, другой, третий, у самой стены, словно нечто двигалось вслепую. Щеки коснулся легкий ветерок…

— Сюда, быстро!! — рявкнул Невер так, что у Ильи зазвенело в ушах.

…Он едва не сбил напарника с ног, повторив его балетный прыжок через полкомнаты, схватился за его плечо, чтобы удержать равновесие, и судорожно оглянулся.

Сзади снова не было ни-че-го. Только стена с обоями в цветочек.

Невер повел светящимся реверсом, упрямо закусив губу и прищурившись. Илья заставил себя отцепиться от напарника и тоже всмотрелся в стену.

К звеневшему внутри него напряжению по-прежнему примешивался страх.

— Оно не невидимо, но избегает прямого взгляда, — Невер практически шептал, и не зря — следующий тихий стук прозвучал за их спинами.

Илья развернулся всем корпусом, в полной готовности к выстрелу; в свете реверса пронеслись длинные тени.

Внезапно застучало то сзади, то сбоку, то, казалось, со всех сторон разом. Судя по тому, как напружинился Невер, он тоже это слышал.

— Встанем спина к спине, тогда оно не вылезет! — протараторил Илья.

— Наблюдай за потолком, — отрывисто кивнул Невер. — На мне будет пол.

Обезопасив таким образом тылы, они замерли под уже почти непрерывный стук, озираясь. Право хода снова было за сущностью.

И она свой ход сделала.

Краем глаза заметив движение, Илья непроизвольно прянул в противоположную сторону, уходя от возможной атаки, но запнулся о край ковра. От перспективы покатиться кубарем его спасла железная хватка напарника на плече — повезло, что на левом, потому что от ее силы свело руку.

— Нас пытаются разделить!

— И оттеснить к стене, — выдохнул Невер, снова подперший его спину своей. А потом вдруг скомандовал: — Закрой глаза и стреляй, сейчас!

Илья вскинул оружие, зажмурившись до поплывших под веками кругов. Руку толкнула отдача, раздался грохот, треск, и горло враз забила пыль.

— Мы его… убили? — он изо всех сил сдерживал порыв раскашляться. В оседающей пыли не было видно практически ничего, кроме новоявленной дыры в стене.

Ответом ему было уже знакомое движение на периферии зрения, теперь беззвучное. Сущность больше не пыталась напугать их — она просто атаковала.

— Оно бросилось не прямо, а под углом, поэтому ты промахнулся. И убавь мощность на два деления, — скороговоркой сообщил Невер.

Теперь происходящее напоминало странный танец: монстр делал выпад, а они почти синхронно поворачивались, вынуждая его ускользать из-под взгляда.

Вопрос был в том, как долго они смогут так действовать.

Сзади ахнул реверс, и Невер, приняв отдачу, больно ткнул Илью локтем под ребра. На пол что-то звучно шлепнулось. Что именно, Нео разглядел несколькими пируэтами позже: спутанный клубок тонких черных щупалец, истекающий вязкой жидкостью с отвратительным запахом.

— Ты с ума сошел!.. — взвыл он, поняв, что его напарник только что повторил трюк с закрыванием глаз и выставил приманкой уже себя.

— У него характерная структура, — совершенно невпопад ответил Невер, явно думая о чем-то своем. — Не наступи, разъест.

— Ты уже встречал такое? Знаешь, что с ним делать? — встрепенулся Илья.

При следующем повороте от них в темноту скользнула целая ловчая сеть. Вместо того, чтобы отпугнуть сущность, они лишь разъяряли ее все сильнее.

— Мало шансов, — Невер говорил отрывисто. Убыстряющийся «танец» уже не оставлял ему концентрации на разговоры, ведь вел в нем он, и ему же приходилось выверять каждое движение, свое и напарника. — Учитывая разборку реверса — еще меньше.

Илья сглотнул внезапно ставшую вязкой слюну. Идея остаться с половинным вооружением и освещением не радовала.

— Включим свет? — выпалил он — ему на глаза как раз попался белый квадрат выключателя.

— Проводов нет, оно их выжрало, — Невер выбросил руку в сторону дыры в стене — то ли показывал, то ли целился, но не выстрелил.

Сущность принимала совсем уже неестественные формы. Как бы Илья ни вертел головой, темная паутинная сеть назойливо маячила на краю поля зрения.

— Дай мне семьдесят секунд.

Илья, сам не зная как, понял напарника с полуслова. Понял, что тот просчитал все риски и придумал, что делать. Понял, что эту минуту с лишним вести в бесконечных маневрах уклонения придется ему. Но…

— Нас сожрут, как только ты отведешь взгляд!..

— Я справлюсь на ощупь, — «утешил» его Невер.

* * *
— Ты будешь за рулем, — мрачно уведомил Илью его напарник, когда они шли к машине, даже в свете реверса умудряясь спотыкаться на неровностях асфальта. А затем добавил: — Ключи во внутреннем нагрудном кармане моего пиджака.

Нео даже не сразу понял смысл услышанного. На смену дикому напряжению последних минут — часов? — пришла чугунная усталость, и голова еле работала.

Потом до него все же дошло.

— А ты что, не можешь? — озадаченно уточнил он. Невер не ответил, лишь сжал губы в тонкую линию и молча ускорил шаг. — Да стой же!

Подавшись вперед, Илья схватил напарника за руку — сейчас, в ночи и в черном костюме, тот бы исчез из виду, просто шагнув за пределы освещенного круга. Это неприятно напоминало об их недавнем вальсе с сущностью — вальсе, который оборвался, когда Невер с закрытыми глазами метнулся сначала к стене, прямо навстречу тому, что перло из нее, а потом — обратно…

Под пальцами ощущалась влага. Илья опустил взгляд и обнаружил, что ладонь его напарника была в крови, как подсыхающей, так и свежей.

— Мои поздравления, — очень-очень устало и раздраженно вздохнул Невер, выдернув руку, — теперь ты тоже прихватил дозу плутония.

— Подожди, — начал Илья, ощущая, как волоски у него на шее встают дыбом, — ты что, скормил этой твари радиоактивное вещество?! Голыми руками?!

У него еще был свеж в памяти момент, когда сожравшая «подачку» сущность показалась им на глаза — точнее, вытекла из стен омерзительной едкой слизью без намека на ту самую «структуру». «Придется вызывать отряд зачистки», — вслух решил тогда Невер и ушел на улицу через пролом в стене, пока Илья пытался осознать, что все кончено.

— На разборку реверса на функциональные компоненты требуется около пятнадцати секунд, — менторским тоном изрек Невер. — Чем, по-твоему, я занимался остальные пятьдесят пять?

Вопреки всей технике безопасности вскрывал энергоэлемент практически без инструментов, вот чем он занимался. Один за другим снимал со сменного плутониевого заряда многочисленные слои защиты, пользуясь лишь знанием их слабых мест и тем, что нашел в карманах.

Память, как назло, подкинула полузабытые сведения о стадиях лучевой болезни. Илья спросил, стараясь не дать голосу позорно просесть:

— И… что теперь с тобой будет?

Должно быть, тон вопроса его все же выдал, потому что Невер впервые за весь разговор посмотрел прямо на него — и неуловимо смягчился, невзирая на усталость:

— Неприятная противорадиационная терапия, — он пожал плечами. — Тебе ее тоже проведут, не надейся.

Илья позволил себе облегченный выдох и на секунду прикрыл глаза. Терять напарника вторую миссию подряд было бы… слишком. Просто слишком.

Брелок с ключами он у Невера все же забрал, после чего полез на место водителя. Невер со своей стороны замешкался, но в итоге закрыл дверь машины левой рукой. Правой он старался не шевелить вовсе, и Илья понимал, почему — тогда, в самом конце, его напарник не избежал прямого контакта со жгуче-едкими щупальцами.

— Может, тебя перевязать?

— Не думаю, что в аптечке найдутся освинцованные бинты, — хмыкнул Невер, разглядывая левую ладонь в слабом свете приборной панели. Кровотечение уже практически остановилось. — Стоило бы промыть… но задним умом все крепки.

Невер совершил ошибку и почти тут же в ней признался. Какие еще сюрпризы могла преподнести им эта ночь?

— А откуда ты знал, что плутоний так подействует на сущность? — спросил Илья, одновременно стараясь сконцентрироваться и не слишком отвлекаться от выезда на пустующую дорогу.

Он думал, что ответа не будет. Но Невер, устало откинувшийся на спинку сиденья и закрывший глаза, отозвался:

— Мне доводилось встречать почти такого же монстра много лет назад. Совпали все признаки. Я не был уверен только в том, что он так же ускоряет возле себя время. Но в развалинах стены были человеческие кости, и они выглядели… старше, чем это возможно, учитывая возраст здания. Так что, — неожиданно свернул он рассуждения, — вероятность успеха нашего плана составляла порядка девяноста восьми процентов.

Илья сделал вид, что поверил этим цифрам.

Невер сделал вид, что поверил в то, что его напарник поверил.

@темы: мои фики, Люди в черном

---

Спецагентские будни

О неучтенных факторах

Автор: Fire Wing
Фандом: Люди в черном (MyNeosha)
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Размер: драббл (1410 слов)
Герои: Невер, Илья
Метки: вымышленные существа, напарники, Новый год, спецагенты, элементы юмора
Саммари:
По прикидкам Невера, они оба совершенно не спали уже около семидесяти часов, и если он сам еще может держаться и даже вести машину, то для его напарника это предел.

*****
— Так где тебя носило весь декабрь? — невнятно спрашивает Илья, не столько разбуженный, сколько вырванный из оцепенения толчком на очередном ухабе. Свет фонарей не помогает разобрать выражение его лица, но и так понятно, что там — усталость, усталость и еще раз усталость. По прикидкам Невера, они оба совершенно не спали уже около семидесяти часов, и если он сам еще может держаться и даже вести машину, то для его напарника это предел.

— Я был в Арктике, — зачем-то начинает Невер, косясь на экран навигатора — маршрут опять оказался проложен через неведомые дворы, а он в последний раз был в этом городе слишком давно и почти не помнит карту дорог, — на полярной станции. Она секретная, поэтому ее название тебе ничего не скажет, как и координаты — она дрейфует вместе с ледяным полем. Тамошние гляциологи разморозили аномальный вирус и ставили над ним опыты, но кое-чего не учли и в результате заразились.

Он умолкает, сделав вид, что всецело сосредоточен на высматривании нужного поворота в переулок. В дальнейшей истории нет ничего достойного — он действовал слишком медленно и смог спасти только часть персонала станции. Еще и сам едва не погиб, оказавшись снаружи без должной экипировки.

По лобовому стеклу, сметая налипающий снег, елозят дворники.

— Тогда тебе здешние условия должны казаться раем, — хмыкает Илья, прерывая неловкую тишину. — Подумаешь, всего-то минус тридцать.

Похоже, он слишком вымотан для того, чтобы продолжать расспросы, как сделал бы в любом другом случае — а Невер слишком вымотан для того, чтобы думать, чем еще может быть вызвана подобная деликатность. Поэтому он воздерживается от комментариев, лишь машинально перебирает пальцами на руле — следы обморожений болят до сих пор, — и, заметив место у тротуара, принимается парковаться.

Ему и самому позарез нужна передышка — хотя бы для того, чтобы обдумать дальнейший план действий.

На здании неподалеку светится гордая надпись: «Отель ″Сова″».

* * *
Илья, может, и отчаянно тормозит, но подозрительное место в рассказе напарника все-таки находит:

— Постой, а как ты выбрался со станции в самый разгар полярной ночи?

…Только вот его угораздило отвиснуть прямо на крыльце отеля, и он встал там столбом.

— С трудом, — емко отвечает Невер. У него в такт миганию слишком ярких гирлянд на фасаде дергается глаз, и он не хочет рисковать рассекречиванием информации случайно оказавшимся рядом гражданским — а потому награждает напарника тычком в плечо и приказывает: — Шагай.

…А сам быстро направляется к замеченному поблизости ларьку. Если он сейчас не перехватит кофе, то не доживет до утра.

* * *
Снять номер им все же удается, и достаточно быстро — термоядерно крепкая добыча Невера даже не успевает до конца остыть. Он цедит ее по пути на нужный этаж; исходящий от картонного стаканчика жар прогоняет болезненную ломоту из рук, а запах — по крайней мере часть сонливости из его напарника:

— Полцарства за горячую воду, — вдруг ни к селу ни к городу изрекает он, глядя куда-то в стенку лязгающего лифта.

— Да хоть целое отдай, ее у них все равно нет, — пожимает плечами Невер. — На ресепшене же сказали.

Илья смотрит на него с таким неприкрытым изумлением, словно и не стоял в тот момент рядом. Все последствия депривации сна — как по учебнику.

* * *
В номере оказывается не «прохладно», как им с виновато-милой улыбкой сообщили все на том же ресепшене, а зверски холодно. Невер почти ожидает с выдохом увидеть в слабом свете заоконных фонарей парок-конденсат.

— Если я к утру околею, это будет на твоей совести, — конец фразы Ильи заглушается его же падением на кровать и ушераздирающим скрипом пружин.

— Ну так возьми второе одеяло, — не скрывая раздражения, отмахивается Невер. Спать он этой ночью все равно не планирует, не до того.

— А если ты околеешь, это будет на моей совести, — бубнит его напарник в матрас.

— Спи давай, — цыкает Невер, — неугомонный.

* * *
Следующий час с лишним Невер тратит на то, чтобы набросать некое подобие отчета обо всех контактах с монстром. У него нет ни единой идеи, как выследить или подманить скрытную тварь, но он старательно вытаскивает из памяти и переносит в документ все детали, которые могут оказаться важными.

Ближе к концу второго часа он ловит себя на том, что уже несколько минут без единой мысли смотрит на мигание курсора на экране, сцепив в замок заледеневшие руки. Проморгавшись в темноту, — сухие от усталости глаза привыкают к ней далеко не сразу, — он поднимается с единственного в номере стула и выходит в коридор.

Возможно, ему помогут кофе и свежий воздух.

* * *
Количество гуляк на улице и целая очередь к ларьку, от которого так и шибает запахом корицы, неприятно озадачивают его. Последней каплей в чаше недоумения становится реплика продавца, явно повторяемая уже не в первый раз:

— С Новым годом вас!

— …И вас тоже, — не без труда находится Невер, забирая стаканчик — и все равно, едва отойдя в сторону, достает трекер, чтобы посмотреть дату.

«1:06, 1 января» — бесстрастно извещает его устройство.

Невер на несколько минут выпадает из реальности, уйдя в тщательный анализ событий миссии. Вывод оказывается утешителен и неутешителен одновременно: это не аномалия, однако они с напарником, гоняясь за монстром, умудрились с недосыпа потерять счет дням.

Уже привычно задвинув подальше глухое недовольство в собственный адрес, он возвращается к более приземленным вопросам. Почему тогда он пропустил наступление полуночи? Почему не было слышно никаких салютов? И — так или иначе, — что делать с монстром?

Топчась на одном месте, чтобы согреться, он вспоминает, что при первом появлении монстра его жертвами едва не стали двое мальчишек, взрывавших петарды за старой школой — и как наяву видит проблеск идеи.

И решительно разворачивается в противоположную от отеля сторону.

* * *
В номер он возвращается в пятом часу утра, промерзший до костей и уставший, кажется, втрое сильнее, чем в начале этой безумной ночи. Кто же знал, что в городе в связи с праздниками действует временный запрет на запуск и продажу пиротехники, и оперативно приобрести ее будет настолько сложно?

Судя по всем признакам, до его собственного предела выносливости осталось не так уж много. Однако неимоверное количество кофеина в организме и тот факт, что салют он все-таки заполучил, весьма способствуют душевному подъему:

— Илья, с Новым годом! — во всю мощь легких объявляет он с порога. — Вставай, у меня есть план, как выманить монстра!

— А? Что? — Илья на рефлексах пытается одновременно вскочить и проснуться, но не преуспевает ни в том, ни в другом — и в результате, по-совиному моргая, таращится на напарника из одеяльного кокона. — Какой НГ? Ты о чем вообще?

Невер вместо ответа приземляет на стул коробку с гордой надписью «Гвардейский салют». Судя по ошалелому выражению на лице Ильи, понимания ему это не прибавляет.

— Так, постой, — он мотает головой, пытаясь стряхнуть остатки сна. — Зачем нам это?

— Привлечь внимание монстра, — опять повторяет Невер.

— Ты точно не пьяный? А ну-ка дыхни! — формальность; Илья тянется к нему, но они все еще слишком далеко друг от друга, и Невер нетерпеливо взмахивает рукой:

— Илья, просто подумай: монстр появлялся там, где происходили взрывы — петард, бытового газа, да чего угодно!

— И ты что, предлагаешь ловить его на салют? — прямо в середине фразы его напарник мучительно зевает. Невер чувствует, как под челюстью начинает копиться желание зевнуть тоже, и невозможность игнорировать это раздражает.

— Если монстр при этом явится раньше ментов, будем считать, что нам повезло, — считает нужным уточнить он

Илья звучно впечатывает ладонь в собственную физиономию.

* * *
— Вот тебе и Новый год… — бормочет Илья, с переменным успехом стирая с лица то зеленое-вязкое, что заменяло монстру кровь. Этой же гадостью более или менее равномерно залиты их реверсы, заснеженный пустырь вокруг и Невер.

— Да встретим мы его еще, — от звука собственного голоса Невер не может сдержать гримасы; салют для него кончился чудовищной головной болью. — Все равно в прошлое отправляться…

— Сначала отоспимся. Ты вон, зеленый уже.

— А ты нет, что ли? — он ухмыляется уголком губ, стараясь при том не двигать головой.

— Очень смешно, — закативший глаза Илья шипит не хуже разъяренного кота. — Идем, алкашня, пока нас полиция не загребла.

— Я трезв как стеклышко, — Невер напускает в голос льда в надежде приструнить напарника. Эффекта, впрочем, никакого, и сарказма в словах последнего не убавляется ни на грамм:

— Ага, и руки у тебя дрожат исключительно от страха.

Невер опускает взгляд на собственные пальцы. Они действительно охвачены заметным тремором, но основной тому причиной боль и холод — он забыл перчатки в отеле, а места недавних обморожений весьма уязвимы перед низкими температурами.

— Это от кофе, — наконец изрекает он.

За пикировкой они доходят до машины. Илья автоматически, без команды мозга дергает ручку двери — и, на удивление, та поддается.

Его смех звучит почти истерически:

— Я удивлен, как мы вообще убили монстра, с такой-то внимательностью!..

Неверу не до ответа: он, мысленно кляня себя последними словами, ищет по карманам ключи от машины. Он абсолютно не помнит, куда положил их, и это тоже плохой признак.

Когда он наконец-таки негнущимися пальцами выцарапывает их из кармана брюк, Илья вдруг решает:

— Я поведу. Ты… ты даже бухим не выглядишь. Разве что умершим три дня назад.

— Спасибо за комплимент, — хмыкает Невер и сам удивляется тому, что не возражает.

Действительно не возражает.

@темы: мои фики, Люди в черном

---

To boldly go

По итогам долгих размышлений все-таки завела себе Телеграм-канал. Залетайте!
(Стр-рашно экслюзивный контент обещать не могу, но буду стараться... хотя и весьма слабо представляю, как вообще полагается вести каналы))

@темы: инфопост

---

Спецагентские будни

В пустоте не слышно крика

Автор: Fire Wing
Фандом: Люди в черном (MyNeosha)
Категория: джен
Рейтинг: R
Размер: драббл (935 слов)
Герои: Невер, Алиса, Илья
Метки: ангст, дарк, мистика, отклонения от канона, спецагенты, тайные организации, ужасы, упоминания алкоголя, фантастика, хронофантастика, временная смерть персонажа, открытый финал
Саммари:
Их нашла явившаяся на сигнал бедствия медбригада организации. К тому времени выдохлись они оба: и бьющийся в судорогах необъяснимо седой Илья, захлебывающийся сиплым криком, и удерживающий его Невер.
Примечания:
Узаконенные каноном игры с квантовой физикой и научно-легальный способ воскрешения свежеумерших — это, конечно, прекрасно. Но что если эта палка раз в энное время стреляет не тем концом?
P.S. Если вам мерещится, что в фике есть лавкрафтианские мотивы — вам не мерещится.

*****
Алиса почти не медлит, разблокируя дверь кабинета Невера универсальным кодом доступа. Судя по изображению с камеры, с обитателем кабинета все в порядке — точнее, настолько в порядке, насколько это сейчас возможно. Но так было пять минут назад, когда она подключалась к системе видеонаблюдения.

…Сейчас расстановка сил внутри точно та же.

Сгорбившийся за столом агент не поднимает голову, не шевелится, вообще никак не реагирует на ее вторжение. Вернее всего — даже не замечает. И одна-единственная деталь в его облике разительно отличается от привычной, и это не списать на яркое искусственное освещение.

Алиса переступает порог, чуть громче необходимого стукнув об пол каблуком.

* * *
Члены полевого спецподразделения «Эпсилона» устойчивы к воздействию инвертирующего излучения.

Это — данность, основной критерий вербовки в полевые агенты. Они — единственные, кто полностью сохраняет память после белой вспышки инвертора, после выстрела по ним из реверса в стандартном режиме, после выхода из-под прикрытия стационарной реверсирующей установки.

Есть ровно одно исключение, лишь подтверждающее правило: если реверсировать умершего не позднее двадцати минут назад агента, он не будет помнить ничего… такого. Даже типичных предсмертных галлюцинаций, если они и были.

«Дело в остановке всех жизненных процессов и всем таком прочем. После смерти помнить нечего и нечему», — объяснял Неверу его наставник не один десяток лет назад.

Только это неправда. Помнить есть что, помнить есть чему. И иногда — никому не известно, в каких случаях и по каким причинам, — эти воспоминания сохраняются.

Каждое «чудесное воскрешение» — на самом деле та еще русская рулетка.

Невер делает очередной глоток из фляжки, едва чувствуя, как спиртное обжигает горло и огнем прокатывается по пищеводу. Он затрудняется сказать, сколько выпил, но он все еще неестественно, ужасающе трезв. И он все еще помнит.

В стенах «Эпсилона» ходит множество баек, анекдотов и страшных историй родом с миссий; человеческий цинизм стоит на страже здравого рассудка.

Однако об этом феномене не рассказывают. И знают про него лишь те, кому не повезло стать его инициатором или свидетелем.

Его наставник — не знал.

В неравном сражении с нескладной обезьяноподобной тварью — как оказалось, она обладала способностями к телепортации и без конца «прыгала» с места на место, — Неверу было не до наблюдений. Когда его напарник, не успев убраться из-под удара огромной когтистой лапы, рухнул замертво с раскроенным черепом, Невер сделал единственное, что ему оставалось: переключил реверс в стандартный режим и произвел выстрел.

Реверсируемого Илью задом наперед унесло прочь с поля боя, в лесные заросли. Невер ожидал, что он быстро сориентируется и вернется, но этого все не происходило и не происходило. Мелькнула нехорошая мысль, что тварь может быть не одна.

Пришлось справляться в одиночку, хоть это и было кратно тяжелее. Он отступал, увертывался и снова отступал, выцеливал существо, но никак не мог попасть и лишь валил выстрелами деревья. Переломить ход сражения помогло только открытие, что тварь перед «прыжком» всегда смотрела в его конечную точку.

А когда она, подстреленная в самом начале телепортации и ей же расщепленная в неприглядное месиво, прекратила двигаться, и на поляне стало тихо, Невер впервые расслышал истошный, полный неизбывного ужаса крик из кустов.

Зафиксировать показания пострадавших об увиденном «по ту сторону» не представляется возможным — по одной простой причине, в отчетах называемой «необратимыми изменениями психики» и «молниеносной деградацией личности». Эти несчастные возвращаются из-за грани полностью безумными.

Невер знал, как это выглядит. Пятнадцать лет назад агент Джефф погиб в самом центре аномальной зоны, его реверсировали, и на глазах у всего отряда с ним случилось что-то, что было хуже смерти.

Это вселяло первобытный, до печенок пробирающий ужас, минуя рациональное мышление.

Ни одному из них по завершении миссии не стерли память о том событии, хотя процедура, действующая в том числе и на агентов, существовала. Невер сам запретил себе вспоминать — ради сохранения здравомыслия.

Их нашла явившаяся на сигнал бедствия медбригада организации. К тому времени выдохлись они оба: и бьющийся в судорогах необъяснимо седой Илья, захлебывающийся сиплым криком, и удерживающий его Невер.

В вертолете Невер далеко не сразу смог открыть глаза. Хоть раз взглянуть в сторону того, что осталось от его напарника — не смог вовсе. Мешала память об увиденном пятнадцать лет назад и сейчас. Теперь это, жадное и голодное, жило на дне зрачков Ильи — и, бесконечно жуткое в своей неправильности, все пыталось выбраться наружу.

А Илья продолжал кричать, даже давно сорвав голос.

* * *
— Невер, мне нужен от тебя отчет по миссии, — Алиса говорит мягко, но под этой мягкостью искусно запрятан металл. — Не ради формальностей.

— Погибли гражданские, — трезвый как стекло Невер не спрашивает — утверждает, все так же не поднимая взгляда от поверхности стола и до побеления костяшек стиснув кулаки.

Он не смотрит на нее напрямую, но Алиса все равно кивает и конкретизирует:

— При вскрытии существа ученые обнаружили человеческие останки. В данный момент проводится идентификация и выявление ключевой точки в прошлом.

— Алиса, отправь меня на его ликвидацию, — ожидаемо просит Невер. В его голосе нет ни единой эмоции, зато во вскинутом взгляде их — через край; долг идет рука об руку с отчаянным желанием собственноручно перечеркнуть сегодняшний кошмар, сделать так, чтобы всего этого не произошло.

— То, что случилось с агентом Нео… — под пальцами Невера трещит высококачественный пластик стола, но Алиса даже не сбивается, — это еще одно проявление влияния аномальной зоны. Ее уровень опасности гораздо выше, чем предполагал отдел наблюдения. А ты тоже находился в ней и потому подвержен тому же риску.

В наступившей тишине тиканье настенных часов кажется оглушительно громким. Невер опять старательно не смотрит на начальницу, закаменев лицом и линией плеч: он подчинился ее решению.

— Мне понадобится записывающее устройство. И пять минут, — он говорит рублено и через силу. — Для отчета.

Алиса с готовностью протягивает ему коробочку диктофона, роняет в подставленную ладонь, избегая прикосновения кожа к коже — и отворачивается.

Отворачивается для того, чтобы дать разваливающемуся на части агенту — агенту, который так и останется в этой непереписанной ветке событий, — хоть немного уединения и возможность сохранить лицо.

И для того, чтобы не видеть его склоненной головы, густо запорошенной сединой.

@темы: мои фики, Люди в черном

---

Спецагентские будни

Никогда не говори навсегда

Автор: Fire Wing
Фандом: Люди в черном (MyNeosha)
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: драббл (685 слов)
Герои: Невер, Кира, Илья, Алиса
Метки: AU, отклонения от канона, спецагенты, тайные организации, телепатия, фантастика, элементы ангста
Саммари:
«Пополнение» является точно к назначенному времени.
— Агент… — начинает Невер, слыша у двери кабинета шаги, поднимает взгляд от экрана компьютера и замирает — кажется, забыв моргать.
— Эвер, — подсказывают ему.
Примечания:
Внезапнодраббл. Немножко ангста, немножко законов военного времени, немножко «Эпсилона» старого образца.
P.S. Техногений Марк в этой АУ восприимчив к инвертору (в каноне, судя по всему, обратная ситуация).

*****
Судьба временами оказывается той еще бессердечной тварью.

На неугомонную рыжую девчонку с вытравленной из памяти фамилией, в отличие от ее отца, не действует инвертор. Невер рад бы списать это на очередные вызванные объектом проблемы с электроникой, но двое мальчишек примерно того же возраста, неподвижно замерших рядом с ней, служат надежным опровержением.

— Что ты с ними сделал?! — вспыхивает девчонка, бесстрашно-воинственно глядя на него снизу вверх.

— Это то, о чем я думаю? — осторожно спрашивает Илья ему под руку.

Это гораздо больше, чем он думает. Об основном он догадался, — с показательно выходящим за рамки поведением Невера это было нетрудно, — но узнать о подробностях родственных связей напарника он просто не мог, отсутствовали источники информации.

* * *
— Отныне твой позывной — Эвер.

«Ну Алиса, ну удружила». Почему об их родстве должен знать весь штаб? Месть начальницы выглядит откровенно несоразмерной его дезинформирующему поведению на миссии.

О причинах последнего он снова наполовину солгал, наполовину недоговорил Илье — так же, как и полтора года назад. Эта миссия не являлась самоволкой, а у него был четкий, но без единой детали дополнительный приказ сверху — произвести вербовку.

Глаза девчонки — Киры — Эвер — горят восторженным огнем. Тем хуже для нее: вступая в «Эпсилон», лучше не иметь завышенных ожиданий.

Илье в начале службы, можно сказать, повезло: его сразу бросили из огня да в полымя миссий, которые и обеспечили большую часть психологической и физической подготовки.

Девчонку, еще даже близко не повзрослевшую, не допустят до реальных заданий — но будут безжалостно гонять, приспосабливая ее тело, психику и ум к запредельным нагрузкам будущей работы. Так же, как когда-то гоняли самого Невера, одновременно вдалбливая мысль, что другой жизни у него не было, нет и не будет.

— Агент Инди будет твоим напарником.

…А еще у Ильи с первой официальной миссии был наставник, которого он знал — настолько, насколько Невер мог себе позволить открыться на задании и почти незнакомому человеку.

Конечно, ни его, ни Илью не отправили бы обучать девчонку. Они — сработанный тандем, они нужнее на передовой, Илья недостаточно опытен, а он сам эмоционально скомпрометирован.

* * *
Последующие три года из-за бесконечной войны и возвращений в прошлое для Невера растягиваются на все четыре.

— Вот еще что, — вспоминает Алиса под конец совещания, уже не поднимая голову от бумаг, и сообщает как будто между делом: — У нас в отделе пополнение из периферийного штаба, возьмешь ее на миссию.

Невер болезненно-привычно сжимает пальцами переносицу — усталость въелась ему, кажется, в самые кости:

— Алис, я же говорил, что работаю один.

Их с Ильей звено вместе со многими другими вот уже год как расформировали — нагрузка на полевое подразделение была слишком велика для того, чтобы два агента первого уровня по-прежнему могли работать вместе. А поскольку вариант обучать «зелень», не знающую, с какого конца держаться за реверс, для Невера был неприемлем, пришлось снова привыкать обходиться без прикрытия за спиной.

— Она из тех, кого завербовали в детстве, — Алиса размашистым жестом ставит на отчете свою подпись, словно отмахиваясь от возражений Невера. В воздухе так и повисает невысказанное «тебе ли не знать, какой уровень подготовки это означает».

…Уже в коридоре Невер понимает, что забыл спросить у начальницы позывной «пополнения». Возвращаться и уточнять — некогда, припоминать списки завербованных за последние годы — бесполезное занятие. Придется спрашивать напрямую.

* * *
«Пополнение» является точно к назначенному времени.

— Агент… — начинает Невер, слыша у двери кабинета шаги, поднимает взгляд от экрана компьютера и замирает — кажется, забыв моргать.

— Эвер, — подсказывают ему.

Невер, узнавший новоприбывшую интуитивно, еще по походке, — до того, как шевельнулся, — верит и не верит собственным глазам. В ней есть что-то от той прежней Киры — но самая малость. Огненно-рыжие волосы — короткий ежик вместо двух толстых кос. Порывистость и резкость в движениях — четко выверенных, а не подростково-неуклюжих. И, конечно, глаза — зеленые-зеленые.

— Кира, — произносит он, сам не зная, нарочно или случайно.

— Агент Эвер, — заученно отчеканивает она, смутно знакомым непокорным движением вздернув подбородок.

Нескольких лет обращения исключительно по позывному и пары нехитрых, но действенных приемов вполне достаточно, чтобы прежний условный рефлекс сошел на нет. Невер помнит это по себе — и ставит мысленную зарубку, почти директиву, больше не пытаться.

— Агент Невер, — представляется он, получая в ответ кивок: информация обработана и принята к сведению.

Характерная для полевого подразделения резистентность(1) нервной системы к инвертирующему излучению вовсе не означает, что память агента нельзя изменить.

Эвер снова ни о чем не догадывается, как не догадывалась при самом первом контакте.


Примечания:
(1) Резистентность = устойчивость, невосприимчивость.

@темы: мои фики, Люди в черном

---

Смена дизайна в связи с техническими шоколадками

Утро добрым не бывает (с). Иначе говоря, обнаружилось, что старому лаконичному дизайну дневника внезапно поплохело, и моя аватарка во всех записях превратилась в мутировавшую тыкву.

Выглядело это как-то так.

Выглядело это как-то так:

Не сказать, что меня сильно греет новый дизайн, но он хотя бы работает как надо. Вроде бы. Наверное...))

@темы: инфопост

---

Спецагентские будни

Свой-чужой

Автор: Fire Wing
Фандом: Люди в черном (MyNeosha)
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: драббл (1115 слов)
Герои: ОМП (Виктор), ОЖП (Бренна), ОМП (Ио)
Метки: artfic, вымышленные существа, живые машины, как ориджинал, мистика, спецагенты, тайные организации, телепатия, фантастика, галлюцинации / иллюзии
Саммари:
— Что ты такое?! — выплевывает он твари прямо в лицо и почти досадует, когда выражение оного не меняется ни на йоту.
— Помощь. Которую ты старательно сводишь на нет.
Ее глаза — тоже очевидно нечеловеческие, без радужки и с залитым резким серебром белком.
— Это иллюзия. И ты, убегая, забираешься в нее все глубже.
Примечания:
Фанарт, по которому был написан фанфик, можно глянуть здесь.
P.S. Работа в прямом смысле писалась как ориджинал, поэтому все специфично-демаскирующие термины пришлось опустить... и заменить другими, самопальными))
P.P.S.

Нейрообложка.

Нейрообложка:


*****
Сложнее всего — не позволять себе срываться на бег. Не давать тому, что позади, повода для атаки, как его стараются не давать угрожающе рычащей псине.
Но для псины эта тварь слишком терпелива, — по прикидкам Виктора, она гонит его примерно с середины дня, — и слишком гуманоидна.

Под ногами — плотный пружинящий ковер из мха, травы и опавших игл. Шагать удобно, не то что по болоту, но нынешний темп он сможет поддерживать еще максимум час. Мышцы уже ноют — едва выносимо.

Недурно было бы найти что-нибудь получше сосняка, в котором даже на дерево не влезешь — чересчур гладкие стволы… Но в этом лесу и в этих горах, похоже, его мечта несбыточна. А потому остается отступать, невольно жалея об отсутствии под рукой привычного оружия.

Выбрался в отпуск на природу, называется.

Надвигается закат, и с каждой минутой небо все сильнее светлеет, а на рыжую кору сосен ложатся оранжевые же лучи. Тени удлиняются, и по временам тварь, с ног до головы серая, совсем пропадает в них.

…Каменистая тропа попадается ему так же внезапно, как исчезла утром. Ее присутствие издалека выдает тонкий аромат полевых цветов; покрывающие обочину заросли — густые, по щиколотку и все в сиреневом пуху соцветий.

— Стой! — окликает его резкий голос. Виктор от неожиданности едва не оступается прямо в мелкоцветочный куст и спешно оборачивается. Так и есть: серая тварь сократила дистанцию с полусотни метров до десяти.

Вблизи она кажется почти неотличимой от женщины лет тридцати, однако неладное выдают пепельно-серые короткие волосы и серый же комбинезон, на шее сливающийся с кожей.

— Пошла к черту, — огрызается он и тут же одергивает себя. Докатился, спецагент — с аномальными тварями разговаривает.

Впереди лес — и тропа вместе с ним, — уходит вниз со склоном. А дальше — горы, горы и еще раз горы, и солнце клонится к изрезанной пиками линии горизонта, и немалая часть долин уже скрыта синими тенями.

Плохо.

— Агент Виктор, стоять! — рявкают сзади командирским тоном, но все тем же нечеловеческим голосом с металлическими нотками, отчего он лишь прибавляет шагу.

Вдвойне плохо. Тварь разумная и, по-видимому, с зачатками телепатии. Группе зачистки придется спалить здесь все с воздуха, чтобы избежать контакта. Если, конечно, он вообще сможет сообщить в штаб об аномалии…

В его плечо стальной хваткой вцепляется тонкая рука. Как он успевает заметить, прежде чем инстинктивно рвануться вперед — в прямом смысле стальной: кожа твари на солнечном свету отливает металлом.

Попытка бегства позорно проваливается. Попытка ударить — тоже. А тварь делает что-то совсем странное: не разжимая намертво стиснутых пальцев, она принимается монотонно озвучивать подробности его личного дела. И до брыкающегося Виктора даже в боевом угаре смутно доходит, что половину из услышанного он сам о себе не знал.

Значит, не телепатия.

— Что ты такое?! — выплевывает он твари прямо в лицо и почти досадует, когда выражение оного не меняется ни на йоту.

— Помощь. Которую ты старательно сводишь на нет.

Ее глаза — тоже очевидно нечеловеческие, без радужки и с залитым резким серебром белком.

— Это иллюзия. И ты, убегая, забираешься в нее все глубже.

Не разрывая зрительного контакта, Виктор впивается ногтями в ладони — до боли и, кажется, крови. Самый простой способ проверить происходящее на иллюзорность — только вот ему ли не знать, что это работает далеко не всегда?

— Смотри же! — тварь скалит зубы, для человека слишком острые. — И наблюдай! В этой картине десятки изъянов!

И одним стремительным движением она разворачивает его, как манекен, ставя лицом к склону и закату.

И Виктор поневоле смотрит, выцепляя странности боковым зрением — иначе никак, ведь при прямом взгляде, как он понимает в первые же секунды, все вновь кажется единственно правильным.

И пейзаж действительно рассыпается, а из прорех реальности скалится чертовщина: неестественно искривленные кроны сосен, растущие прямо на камне яркие цветы и блеск в лесу чего-то, чего там определенно не должно быть.

— Теперь-то ты мне веришь? — рокочет ему на ухо тварь. — Не можешь помочь тебя вытащить — хотя бы не мешай.

И мир искривляется, течет, как промокшая акварель, а под ним оказывается лишь непроницаемая чернота.

* * *
Приходить в сознание — больно, кожу жжет будто огнем. Еще не разлепив до конца глаза и не сфокусировав зрение, Виктор рвется прочь от этой боли, и что-то трещит, отпуская его. Шею, лицо снова обжигает; с внезапным чувством гадливости он отряхивается руками в плотных перчатках — и на землю спадают тонкие нити наподобие грибных гиф.

Отшатнувшись, Виктор озирается. Сосновый лес перед ним, несмотря на утреннее солнце, полускрыт тенью: бесцветная не-грибная паутина — подлежащий устранению аномальный объект, вспоминает он, — укрывает деревья и землю плотным рваным пологом, и полог этот кончается как раз там, где лежал Виктор, сохранилось даже пятно по форме его тела.

Чуть дальше над зараженной землей выступает несколько продолговатых холмиков. Судя по расстоянию до них… это бывшие члены разведотряда три-три-один-Дельта. Его разведотряда.

Виктор не успевает даже в полной мере почувствовать омерзение и горечь, как непрекращающийся шум в ушах, ранее ошибочно принимаемый им за последствия контакта с аномалией, меняет тональность, и сквозь него пробивается знакомый по галлюцинации низкий женский голос не-твари:

«Двигайся оттуда, быстро. Примерно в двух тысячах метров строго на север есть большая поляна, Ио подберет тебя с нее».

Одновременно где-то на фоне речитативом-докладом звучит множество чисел, отбивающихся мгновениями почти полной тишины.

Виктор машинально протягивает руку к несуществующему наушнику — и запоздало вспоминает, что их в этот раз снабдили лишь стандартными переговорными устройствами.

«Кратчайшая связь?» — второй голос — у него в голове? — звучит до того жестко и холодно, что Виктора пробивает приступ дрожи, как перед высочайшим начальством организации.

«Аномальный объект неразумен, но имеет очень мощный ментальный заслон. Другого способа пробиться с агентом назад, кроме кратчайшей связи, не существовало, — с пулеметной скоростью отзывается первая и вдруг снова замедляет речь до приемлемой: — Агент, шагай. Ты — единственный выживший, а у меня приказ — при любом исходе через двадцать три минуты зачистить тут все».

— Кто вы?! — Виктор запрокидывает голову, будто надеясь разглядеть источник громоподобного рокота.

И — действительно видит в небе промельк острокрылого силуэта Су-35, совпавший с телепатически отрапортованным:

«Спецотряд Бета, звено шесть, я Бренна, он Ио — а теперь шагом марш отсюда!» — и с этим приказом невозможно спорить.

Виктор определенно рад оказаться подальше от не-грибной аномалии, но стоит ему в полной мере осознать услышанное, как у него, бывалого спецагента, лишь чудом не подгибаются ноги, и марш-бросок через лес прерывается, едва начавшись.

Спецотряд Бета — без номера, потому как он был, есть и будет слишком мал, — целиком состоит из разнообразных аномальных существ. «Бетовцев» обыкновенно бросают в бой при уровне опасности не ниже седьмого; «бетовцев» из первых звеньев — при уровне опасности не ниже девятки, потенциального и весьма вероятного конца света.

А он теперь ментально на самом глубинном уровне связан, похоже, сразу с двумя из них.

«Связь будет расторгнута по завершении миссии. Или прямо сейчас — если ты, человек, немедленно не продолжишь движение», — и в стремительной речи Ио на самом деле нет ни капли спешки, только холод и легчайшая угроза — которая бесследно исчезает, как только он снова переключается на… сбор данных и обмен ими со вторым самолетом?

Виктор наполовину всерьез задумывается о том, чтобы согласиться на второй вариант и отправиться выбираться из зоны бомбардировки на своих двоих.

@темы: мои фики, металлические птицы, Люди в черном

---

Мой первый фанфик (зачеркнуто) перевод

Скрытое внутри

Переводчик: Fire Wing
Ссылка на оригинал: what lurks within
Фандом: Гейман Нил «Этюд в изумрудных тонах»
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: мини (5635 слов)
Герои: Джон Уотсон, Шерлок Холмс, Джек Стэплтон, Берил Стэплтон
Метки: детектив, мистика, ужасы, упоминания телесного хоррора, ненадежный рассказчик, открытый финал
Саммари:
Это случилось так: я обнаружил, что невольно погружаюсь в некое подобие транса, загипнотизированный отблесками пламени из камина и порождаемыми ими дрожащими и причудливыми тенями, падающими от предметов мебели на стену напротив. Мой разум, и без того измученный напряжением от долгого ожидания, странным образом толковал игру света и тьмы — как будто для моего развлечения разыгрывался непонятный спектакль театра теней.
Мое душевное состояние было таким, что я не сразу заметил, как тени на стене обрели форму. А когда это случилось, парализующий ужас сжал мое сердце, вонзив когти между ребрами.

*****
В эту темную ненастную, как написали бы в романе, ночь меня бросил мой самый близкий друг.

В одиночестве сидел я в спальне давно умершего человека, он же и составлял мне компанию, сурово и изучающе поглядывая на меня сверху вниз из рамы над каминной полкой. У человека были странно разные глаза, один льдисто-голубой, другой темно-карий, оба переданные настолько реалистично, что создавалось впечатление, будто он заглядывал прямиком в душу. Я сознавал, что передо мной всего лишь хорошо нарисованный портрет, но не мог избавиться от тревожного ощущения, что за мной наблюдают.

Снаружи бушевала буря. Мощные раскаты грома были едва слышны из-за воя ветра, а крупные капли дождя стучали в окно так громко и часто, что стекло чудом не разбивалось.

Время от времени комнату освещали вспышки молний, давая мне драгоценное представление об окружающей обстановке. Вот ярким всполохом высветило стоящую в углу большую кровать с балдахином и темно-красными одеялами; вот — новая вспышка — и перед моими глазами возник пыльный письменный стол, заваленный ворохом бумаг. Сам я сидел возле камина в кресле с высокой спинкой, повернувшись так, чтобы со своего места видеть и дверь, и окно. Та же травма ноги, которая сделала меня калекой на войне, теперь не позволяла мне встретить надвигающуюся опасность на своих двоих, не рискуя усугубить и без того острую боль, вызванную плохой погодой.

Оглядываясь назад, я понимаю, что именно травма, не позволившая мне встретить опасность во всеоружии, в конечном итоге спасла мне жизнь.

Это случилось так: я обнаружил, что невольно погружаюсь в некое подобие транса, загипнотизированный отблесками пламени из камина и порождаемыми ими дрожащими и причудливыми тенями, падающими от предметов мебели на стену напротив. Мой разум, и без того измученный напряжением от долгого ожидания, странным образом толковал игру света и тьмы — как будто для моего развлечения разыгрывался непонятный спектакль театра теней.

Мое душевное состояние было таким, что я не сразу заметил, как тени на стене обрели форму. А когда это случилось, парализующий ужас сжал мое сердце, вонзив когти между ребрами.

Читатели, я не пуглив. На самом деле, те немногие, кто после моего возвращения из Афганистана решились остаться моими друзьями, неизменно описывали меня как холодного и безжалостного или «совсем не того Уотсона, которого знали». Последний комментарий часто сопровождался благонамеренным толчком локтем или тычком в руку, жестом, который поспешно обрывался при резком напоминании о моем обезображенном лице, или бинтах, выглядывающих из-под одежды, или афганских ножах, которые я всегда держу при себе.

Да, война изменила меня, как и многих других. Я ступил на каменистые холмы Афганистана двадцатишестилетним молодым человеком, горящим желанием сражаться за Королеву и страну. Я ушел оттуда с телом, душой и идеалами, безвозвратно разрушенными. Я видел — и убивал — ужасы, недоступные пониманию многих людей. Итак, не без оснований, хотя и с некоторой долей сожаления, я говорю, что я не из тех, кого легко напугать.

Однако чувство, охватившее меня той ночью, без сомнения было страхом — медленным, подкрадывающимся, сотканным из льда и тишины. Оно перехватило мое дыхание, пригвоздило меня к креслу. Я едва мог думать, не говоря уже о том, чтобы заставить себя действовать, и поэтому я сидел, пока тени сливались в один силуэт, потом в другой, потом в третий, с каждым разом приближаясь.

Я не думаю, что зверь — существо, чудовище, нечто — увидел меня, потому что я был скрыт от посторонних глаз высокой спинкой кресла. Только когда я услышал тяжелое, хриплое дыхание у самого уха, мой разум, наконец, прояснился настолько, что инстинкты взяли верх. Туман в мыслях развеялся, и я ощутил себя готовым принять бой.

Заставив себя подняться на ноги, я развернулся, чтобы нанести удар сгорбленному силуэту, возвышающемуся над моим креслом. Последовал вопль удивления и боли, пронзительно человеческий, если не считать отзвука звериного рычания, а затем нечто атаковало, и я стал единым целым со своими клинками. Движимый целеустремленной решимостью, я не чувствовал ни боли, ни какого-либо затяжного страха или паники. Я нырнул под конечность, которой оно замахнулось на меня, одновременно полоснув по его телу ножом.

Когда зверь развернулся и сделал выпад в мою сторону, снаружи раздался оглушительный треск. Вспышка молнии залила комнату ярким светом, и всего на мгновение я смог разглядеть лицо моего врага. По сей день я очень жалею об этом.

Черты его были искажены свирепым рычанием, зубы — оскалены, глаза сверкали. У него была огромная неуклюжая фигура, сгорбленная в плечах и согнутая в том, что могло называться бедрами, так что оно передвигалось почти на четвереньках, пригнувшееся и готовое к прыжку. Это было ужасающее и омерзительное зрелище. Представшее передо мной чудовище выглядело почти как человек.

Свет померк, оставив нам только тусклый отблеск угасающего пламени. Тени играли на лице зверя, и я мог поклясться, что он колебался. Этого проявления слабости я и ждал.

Одним быстрым движением я метнулся вперед и вонзил нож в тело зверя лишь слегка дрожащей рукой. Мой противник взвыл в агонии, прыгнув вперед, когда я отступил в сторону. Не встретив препятствия в моем лице, он врезался в камин, разорвав когтями тонкий холст висящего над ним портрета и свалив его на пол. Зверь выпрямился, отступив в тень, а затем исчез.

Внезапно оставшись один, я растерялся. Краткий осмотр стены не дал никаких подсказок относительно того, как существо сбежало, и, поскольку оно не оставило следов, я вряд ли мог пуститься в погоню. Теперь мне оставалось только ждать, пока оно вернется, или отправиться спать. Решение далось мне легко.

Дрожа от избытка адреналина, преследуемый смутными обрывками воспоминаний, я поспешно взял свою трость и захромал к двери, желая только одного — покинуть это ужасное место. Я не обращал внимания на беспорядок, оставшийся после сражения; я просто остановился, чтобы убедиться, что картина находится достаточно далеко от огня и не загорится. Она была в плачевном состоянии, но я не мог найти в себе сил для беспокойства — пронзительная ясность битвы исчезла, оставив мне только изнеможение и боль.

Бросив последний взгляд по сторонам, я направился к выходу. Дверь закрылась с удовлетворенным стуком, и изуродованный портрет сэра Генри Баскервиля снова остался единственным обитателем комнаты.

* * *
Впервые нас с напарником вызвали на болота за два дня до этого. Приношу извинения — я надеюсь, вы простите меня за то, что я не назвал имя моего компаньона. Я не знаю, кто станет обладателем этих записей в будущем, и нельзя быть слишком осторожным в такой профессии, как моя. Я надеюсь, что никто не сможет заполучить эти бумаги, но полагаю, что пишу для кого-то, даже если этот кто-то на данный момент всего лишь я сам.

Как я уже говорил, Дартмурские дебри, расположенные на крайнем юго-западе Нового Альбиона, были хорошо известны двумя вещами: во-первых, грозами, и, во-вторых, тем фактом, что всю местность однозначно населяли привидения.

Меня заинтересовало последнее, — районы с привидениями очень часто нуждались в Охотниках, — но именно первое убедило моего напарника посетить эти места. Видите ли, он обладал довольно странными интересами и, прежде всего, ненасытным любопытством. Он был склонен больше сосредотачиваться на «почему» существа, а не на «как» — то есть на том, как его убить.

Итак, мы отправились в маленький городок Гримпен, мой напарник был нагружен многочисленными приборами собственного изобретения, предназначенными для измерения частоты молнии, резонанса грома или чего-то подобного. Я же просто взял с собой два афганских ножа — смертельно острые, они назывались пеш-кабз. Они бесчисленное множество раз спасали мою жизнь прежде, разя без промаха, и поэтому моя вера в них была абсолютной.

Подготовившись таким образом, мы начали охоту.

Поначалу порядок действий казался относительно несложным: чтобы найти кого-то, готового заплатить нам за избавление города от призраков, сначала требовалось выяснить, что именно третировало Дартмур. К сожалению, это было не так просто, поскольку наши предварительные расспросы выявили один важный и тревожный факт, а именно — что весь Гримпен не мог сойтись во мнении относительно происходившего в городе.

— Говорю вам, это гончая! — взволнованно воскликнула одна женщина, когда ее спросили. Она поставила корзину с бельем, которое развешивала сушиться, и начала дико жестикулировать. — Огромная черная собака, размером с лошадь. Я видела ее своими собственными глазами!

Ее лицо, покрасневшее от волнения, не выражало ожидаемого страха или тревоги. Я сделал несколько пометок, пока она продолжала строить глубокомысленные догадки.

— Должно быть, она когда-то принадлежала королевской особе; может быть, как домашнее животное, охотничья собака или что-то в этом роде. На самом деле, не имею ни малейшего представления, но держу пари, она здесь, чтобы защитить нас. Последний пропавший, этот Фрэнкленд — видите ли, я всегда относилась к нему с подозрением.

Это привлекло внимание моего напарника.

— С подозрением? — переспросил он. Она нетерпеливо кивнула, и у меня возникло ощущение, что она сплетница, каких поискать.

— О, конечно. Он был сварливым стариканом. Любил выяснять отношения со всеми и с каждым, с кем сталкивался. А потом случилось это мерзкое дело со шпионажем. Кто-то должен был конфисковать у него этот телескоп еще много лет назад.

— Он использовал его для наблюдения за другими людьми? — спросил мой напарник с предательским блеском в глазах. Женщина пожала плечами.

— Ну, я не могу понять, для чего еще он ему требовался. В этих краях слишком ненастно, чтобы созерцать звезды.

Мой компаньон молча кивнул, глубоко задумавшись, глядя на темные облака, нависающие над нашими головами. Я многозначительно прокашлялся, но не получил никакой реакции.

Когда стало ясно, что ответа не последует, я улыбнулся женщине, извиняясь. Затем я сильно ткнул локтем в бок моего напарника. Он охнул.

Бросив на меня свирепый взгляд, он сказал:

— Да, спасибо вам, мадам. Вы нам очень помогли.

Женщина взмахнула рукой, отмахнувшись от его благодарности, словно от роя мух.

— О, это сущие пустяки, — притворно возмутилась она, выглядя вполне довольной. — Если вам что-нибудь понадобится, просто спросите Бет в лавке мясника.

Мы еще раз поблагодарили ее и отправились в путь.

По дороге мы встретили еще около дюжины людей, история каждого из которых заметно отличалась от предыдущей. Один человек был непреклонен в том, что зверь был «не более чем суеверной чепухой» и что «в этом мире полно настоящих ужасов, создаваемых всеми и каждым!» Маленькая девочка поведала нам о мужчине с одним светящимся глазом и телом, сотканным из тьмы. Все эти противоречия совершенно сбивали с толку.

В дополнение к этим разнообразным рассказам мы также получили указания, как добраться до единственной в городе гостиницы, старомодного заведения с непритязательным названием «Гримпенская гостиница». Именно ее мы избрали пунктом назначения, и по достижении оного мой напарник быстро обосновался в баре внизу. Благодаря большому опыту и многочисленным дракам в пабах мы обнаружили, что из тех, кто выпил слишком много, чрезвычайно трудно извлечь информацию; однако те, кто выпил ровно столько, чтобы поубавить сдержанности, как правило, являлись идеальными целями для работы.

Тем временем я занялся поиском комнаты и ужина. Найти жилье было несложно — несмотря на то, что вокруг нас было много людей, которые ели и выпивали, хозяин гостиницы заверил меня, что у него достаточно свободных номеров. Затем я заказал ужин на двоих и съел свою порцию в одиночестве в самом углу комнаты.

К тому времени, как мой напарник ретировался к столу, за которым я его ждал, он — неизменно обаятельный, когда того хотел, — успел поговорить практически со всеми в зале. Он также, насколько я заметил, заполучил по крайней мере трех потенциальных клиентов. Таким образом, вполне довольный собой, он принялся за холодную похлебку и черствый хлеб, почти не жалуясь.

Мы некоторое время ели в тишине, пока к нам неожиданно не подсел кто-то третий.

Этот человек был не из тех, кого я ранее считал потенциальными клиентами. Он был невысокого роста, стройный, чисто выбритый, в темно-сером костюме и лакированных туфлях. На его лице читалась неподходящая молодости усталость. Мне показалось, что ему было где-то между тридцатью и сорока годами, но в напряженной линии его плеч и затравленном изгибе рта я почти узнал что-то от себя самого.

— Итак, — неуверенно начал таинственный незнакомец, усевшись напротив нас, — ходят слухи, что вы двое Охотники.

Воцарившуюся на мгновение тишину нарушил звон ложки моего напарника, когда он осторожно положил ее на стол.

— А что, если это так? — холодно ответил он, впечатляюще выгнув бровь. Мужчина пожал плечами.

— Мне просто любопытно, вот и все, — он протянул руку для пожатия. — Кстати, меня зовут Стэплтон. Джек Стэплтон.

— Поллард, — ответил мой напарник не моргнув глазом. — Приятно познакомиться. А это мой коллега Джеймс, — он указал на меня. — Джеймс М-мор…тимер, да. Доктор Джеймс Мортимер.

Я наклонился и пожал руку Стэплтону, бросив хитрый взгляд на своего напарника. Он оставил это без внимания.

— Значит, вы охотитесь за привидением? — как бы между прочим спросил Стэплтон. — Мы с сестрой только переехали сюда, но даже я слышал об этом. Говорят, во время бурь призрак сэра Генри Баскервиля бродит по болотам, утаскивая в торфяники любого, кто достаточно глуп, чтобы выйти в такую погоду на улицу.

— Очень интересно, — заметил мой напарник, с любопытством глядя на человека напротив нас. — А какой у вас интерес к этому делу?

— Что ж, я счел своим долгом предупредить вас, господа.

— О призраке?

— О, нет. Вы получите множество предупреждений о нем от всех остальных, — Стэплтон невесело усмехнулся и покачал головой. — Нет, я хотел предупредить вас о болотах. Видите ли, я натуралист и изначально переехал сюда, чтобы изучать уникальные болота и топи Дартмура. Я могу с абсолютной уверенностью сказать вам, что отправиться туда неподготовленным означает верную смерть.

Воздух подле него словно бы потрескивал от напряжения, хотя я находил его слова гораздо менее сбивающими с толку, чем упорное стремление не встречаться с нами взглядом. Он не показался мне застенчивым человеком, и все же его взгляд все время был прикован к столу между нами.

— Спасибо за заботу, мистер Стэплтон, — сказал мой напарник своим обыкновенным пренебрежительным тоном, — но я уверен, что мы справимся.

Стэплтон на мгновение встревожился, казалось, выбирая между продолжением спора и тем, чтобы оставить нас в покое, и мой компаньон воспользовался моментом нерешительности и поднялся. Стэплтон тоже вынужденно встал, в то время как я остался сидеть, наплевав на правила хорошего тона.

— Но…

— В любом случае, — прервал Стэплтона мой напарник, бесцеремонно отводя его в сторону, — у нас пока нет планов идти на верную смерть, как вы выразились. Завтра мы отправимся в особняк Баскервилей, однако я верю, что путь через трясину существует.

Для меня это было новостью, — и путь, и пункт назначения, — но я оставил свое удивление при себе. Когда они оба скрылись из виду, я воспользовался возможностью, чтобы позаимствовать кое-что из ужина моего напарника. Он все равно так и не закончил его.

К тому времени, когда мой компаньон вернулся, уже почти пора было ложиться спать. Он не высказал никаких мыслей по поводу Стэплтона или его предупреждений, но я ожидал именно этого. Актер в нем любил копить свои знания до идеального момента, когда он мог драматично раскрыть что-то в миг наибольшего напряжения и таким образом показать, что он умнее всех присутствующих. Эта его привычка бесконечно раздражала меня.

Я плохо спал той ночью, но это было делом обычным. Ночные кошмары постоянно сопровождали меня с тех пор, как я вернулся с войны сломленным и окровавленным, а бессонницу я знал задолго до этого. Я привык работать с недосыпом. Возможно, именно поэтому мой напарник намного превосходит меня по интеллекту, хотя иногда кажется, что он спит еще меньше, чем я.

На следующее утро, готовясь к предстоящему дню, я перебрал все сведения, которыми располагал. Их было удручающе мало.

Насколько я мог вспомнить, были только два факта, которые оставались неизменными почти во всех рассказах — во-первых, столкновения и нападения всегда происходили во время грозы, но никогда — ясной ночью или днем. Во-вторых, будь то зверь, призрак или что-то совершенно иное, все истории, казалось, вращались вокруг семьи Баскервилей.

Баскервили, как я узнал во время вчерашних опросов, когда-то, почти столетие назад, были почтенным кланом из Дартмура. Землей их предков был холм Темпест*, увенчанный гранитным выступом, который имел форму грозового облака (если посмотреть под правильным углом и слегка прищуриться).

На холме, примерно в двухстах метрах от вершины, стоял особняк Баскервилей. Это было старое, обветшалое здание, в котором явно не жили много лет, но все же оно вызывало трепет у тех, кто смотрел на его высокие арочные окна и покатые карнизы. Трудно представить, как оно могло выглядеть в лучшие времена.

Холм Темпест, названный так из-за своего расположения там, где, казалось, наиболее часто бушевали ураганы, был уединенным местом, окруженным вересковой пустошью. Гримпен располагался у подножия холма, соединенного с особняком Баскервилей единственной извилистой дорогой, которая прорезала густую растительность восточного склона. Их разделяла Великая Гримпенская трясина, та самая опасность, о которой нас предупреждал Стэплтон.

Когда мы завтракали, мой напарник сообщил мне новость.

— Боюсь, вам придется вести расследование самостоятельно, — сказал он, откусывая кусок хлеба. Я непонимающе уставился на него, на мгновение забыв о еде. Ошибочно приняв мое замешательство за насмешку, он раздраженно продолжил:

— О, не смотрите на меня так, в этом нет ничего личного. Мне просто нужно провести важное исследование.

Он указал на свои научные устройства, и мое потрясение медленно превратилось в обиду, а затем в холодный гнев.

Мы всегда охотились вместе, он и я. При первой встрече мы заключили договор, что всегда будем прикрывать друг другу спину. Теперь он бросал меня ради своих исследований. Мой завтрак потерял всякий вкус.

Я молча поднялся со своего места и вышел за дверь, не оглядываясь, чтобы посмотреть, какое у моего… у него было выражение лица. Если он не соизволит сопровождать меня, так тому и быть. Я и сам доберусь до особняка Баскервилей.

* * *
Я уже рассказывал о том, что произошло той ночью, поэтому не буду снова вас обременять. Вместо этого мы перейдем к последствиям.

Я вернулся в свое жилище в Гримпене совершенно потрясенный. Моего напарника там не было, без сомнения, он все еще гонялся за бурями, поэтому я не пытался скрыть дрожь в руках, когда отчищал ножи. Знакомые повторяющиеся движения успокаивали, и вскоре я обнаружил, что снова могу дышать полной грудью.

Мне придется вернуться. Я знал это, хотя от этой мысли не становилось легче. Мне нужно было возвратиться в особняк Баскервилей, чтобы закончить начатое. Убить существо, которое пыталось убить меня.

Впрочем, это могло подождать.

Я провел ночь, чистя свои клинки, выжидая, когда разразится буря. К ее началу мой напарник все еще не вернулся, поэтому я нацарапал короткую записку, в которой изложил сокращенную версию произошедшего и то, куда я направляюсь. Я все еще злился на него за то, что он покинул меня, но знал, что лучше не уходить, никому не сказав о своем местонахождении, особенно во время охоты.

Путь к особняку Баскервилей был мне уже знаком, и я быстро добрался туда. Разглядывая фасад большого дома, я размышлял, с чего начать.

Пока я думал, мой взгляд остановился на большом каменном сооружении, врытом в близлежащий холм. Судя по всему, это был мавзолей, заброшенный, но все же выдержавший испытание временем. При виде него меня осенила идея.

Стэплтон сказал: он, как и многие другие, считал, что исчезновения происходили по вине призрака. Не просто призрака — призрака сэра Генри Баскервиля, последнего из рода Баскервилей.

По рассказам тех, кого опрашивали мы с напарником, Генри Баскервиль покинул свой семейный дом и уехал в Америку, Канаду или куда-то вроде того. Он вернулся сильно изменившимся, и его семья больше не принимала его как своего. Несколько месяцев спустя некоторые из его друзей из-за океана заметили, что он перестал выходить с ними на связь, и в ходе расспросов выяснилось, что он мертв. Баскервили были непреклонны в том, что Генри умер естественной смертью, но многие люди верили, что он был убит своей семьей за то, что бросил их, и именно поэтому его призрак преследовал Дартмур, никогда не находя покоя.

Я размышлял обо всем этом, приближаясь к мавзолею. Если там действительно был призрак, то, возможно, он был связан с этим местом. Генри наверняка похоронили здесь, так что там могла найтись какая-нибудь зацепка. Признаю, я цеплялся за ниточки в этом расследовании, но что-то во мне страшилось возвращаться в тот мерзкий дом. Даже последнее прибежище мертвых было бы лучше, хотя и ненамного.

Когда я открыл двойные двери мавзолея, то вздохнул с облегчением, увидев, что он не простирается далеко под землю. Да, там были ступеньки, но они уходили вниз всего на несколько футов, создавая заниженный квадрат пола в самом центре комнаты. В этом углублении стоял приподнятый пьедестал с простым, но добротно сделанным гробом. Приблизившись, я смог разглядеть в слабом свете из дверей имя: Хьюго Баскервиль.

Подойдя к краям комнаты, я насчитал десятки гробов, расположенных аккуратными рядами рядом и друг на друге. На каждом было начертано имя Баскервилей.

Наконец, я добрался до последних поколений. Там были три брата, похороненных бок о бок, — их звали Чарльз, Роджер и Гарри, — и рядом с ними лежал сын Гарри, Генри Баскервиль.

Когда я подошел, чтобы получше рассмотреть гроб Генри, меня напугал громкий хлопок. Подняв глаза, я увидел, что одна из дверей закрыта. Сначала я подумал, что ее захлопнуло ветром, но не было ни ветра, ни бури, ничего. Затем я заметил темный силуэт в дверном проеме. Я открыл рот, чтобы окрикнуть его, но вторая дверь закрылась прежде, чем я успел даже завопить. Я погрузился в кромешную тьму.

И вот тогда начался кошмар.

* * *
Темнота. Ничего, кроме темноты и шероховатости камня под руками, когда я с трудом выпрямлялся. Что я здесь делал?

Искал кого-то. Верно, я кого-то искал. Члена моего взвода, молодого парня, по возрасту едва годного для поступления в армию. Я с большим трудом вспомнил, что он был ранен, а затем пропал без вести. Скорее всего, где-то в пещерах, ибо свежие жертвы были самым вкусным лакомством для существ, которые скрывались в этих адских выгребных ямах.

У меня кружилась голова. Моя левая нога пульсировала, когда я с трудом поднялся, и по силе и местоположению боли я понял, что пуля глубоко вошла в плоть бедра. Я до поры до времени счел это несущественным — если я все еще не истек кровью, то был шанс, что в течение тех нескольких минут, которые потребуются мне, чтобы прийти в себя, все будет в порядке.

Когда мои глаза медленно привыкли к темноте, я увидел, что попал в маленькую, тесную пещеру. Должно быть, это было какое-то логово, потому что землю вокруг меня усеивали трупы солдат, как британских, так и афганских. Они находились в различных стадиях разложения, и у каждого была некая основная рана, от которой распространялось гниение.

Прежде чем я смог рассмотреть ближайшее тело, мое внимание привлекло движение у противоположной стены. Напрягшись, я медленно вытащил ножи, стараясь производить как можно меньше шума, хотя эффект был несколько испорчен моим затрудненным дыханием. Я осторожно приблизился, но все мысли об опасности покинули меня, когда я увидел, что мой молодой однополчанин лежит на спине, а из глубокой раны на его ноге на пыльный пол медленно сочится кровь.

Не обращая внимания на собственные травмы, я опустился рядом с ним, проверяя пульс. Он был слабым, но вполне отчетливым, и я чуть не заплакал от облегчения. Выудив из карманов необходимые медикаменты, я быстро наложил на его рану повязку, чтобы остановить кровотечение. Она не продержалась бы долго, но я надеялся, что этого хватит для нашего возвращения на базу.

Когда я занимался своей ногой, то услышал, как паренек застонал. Его глаза распахнулись, ошеломленные и расфокусированные, а пересохшие губы задвигались на прерывистом выдохе, хотя он не произнес ни звука. Я успокоил его, как мог, представившись доктором Уотсоном и сказав, что я здесь, чтобы помочь. Он выглядел признательным.

Вместе мы с трудом поднялись на ноги. Обняв друг друга за плечи, так как у нас было всего две здоровых ноги на двоих, мы медленно двинулись вперед.

Из пещеры вел только один коридор, скорее туннель, чем что-либо еще, но пологий подъем был опасно многообещающим. По мере того, как мы поднимались, к нам постепенно просачивались звуки из верхнего мира.

Наконец, мы смогли увидеть свет. По негласному договору мы ускорили шаг, стремясь вернуться под палящее афганское солнце. Когда мы преодолели последний подъем, я увидел, что остальная часть моего взвода собралась на приличном расстоянии от того места, где мы стояли.

Крича, я замахал им рукой, свободной от поддержки паренька. Нас встретили взглядами — сначала удивленными, затем встревоженными и, наконец, испуганными.

— Уотсон! — завопил мой капитан, в его широко раскрытых глазах читалось отчаяние. — Проваливайте оттуда! Мы обрушиваем вход!!!

У меня было всего несколько мгновений, чтобы осмотреться, но за это время я заметил панику на их лицах, взрывчатку, прикрепленную к стене у входа в пещеру, и почти полностью сгоревший фитиль.

Это было мгновенное решение, опрометчивое и инстинктивное, но я не жалею о нем даже сейчас. С гортанным криком я повалил парня на землю, прикрывая его тело от обломков и шрапнели, когда оглушительный взрыв раскрошил окружающие нас камни.

Весь мой левый бок пронзила боль. Мои рука и нога ощущались так, словно их облили чем-то горючим и подожгли. Ребра почти наверняка были сломаны, из-за чего каждый вдох отдавался жжением, как при вдыхании ядовитого газа.

Все это не имело значения. Как только я смог заставить себя открыть глаза, то приподнялся на здоровой руке. Паренек подо мной уставился на меня распахнутыми, полными ужаса глазами. Правая сторона его лица была покрыта ожогами и царапинами, но я принял на себя основную силу взрыва, как и намеревался. Со слезящимися глазами паренек неуверенно улыбнулся.

Убедившись в нашей непосредственной безопасности, я повернулся на неповрежденный бок, не в силах сдержать стон муки. Издалека я слышал, как наши товарищи спешат к месту происшествия, а потому стиснул зубы и заставил себя встать. Паренек виновато помог мне подняться, но я пресек любые извинения, готовые сорваться с его губ, одним строгим взглядом. Вместо этого он снова благодарно улыбнулся.

Я поймал момент, когда улыбка сползла с его лица, только потому, что хотел убедиться: он знает, что я не сожалею о своих действиях. Все его тело напряглось, и он схватился за бедро скрюченными пальцами. Отодвинув их, я увидел ту же гниль, что была на трупах в пещере, теперь разъедающую его ногу.

Переведя взгляд обратно на лицо паренька, я увидел на нем неподдельный ужас, прежде чем оно внезапно разгладилось. Мышцы расслабились, а глаза остекленели. Затем он потянулся за пистолетом, устремив на меня невидящий взгляд.

Хотя я никогда не сталкивался с подобным, в глубине души я знал, что должно было произойти, так же как и то, что должен был сделать. С желчью во рту и слезами на глазах я вытащил один из своих ножей. Когда парень, больше не мой брат по оружию, поднял пистолет, целясь мне в грудь, я нанес ему быстрый удар в живот, вытащив клинок только тогда, когда его руки безвольно повисли. Он рухнул, и я тоже.

Когда я баюкал паренька на руках, глухой к крикам быстро приближающегося отряда, я почувствовал что-то на своем левом плече. Опустив взгляд, я увидел черную извивающуюся массу размером с монету, которая впивалась в кожу моего плеча. Какую бы муку я ни испытывал, я едва ли осознавал чужеродное присутствие или ощущение чего-то, грызущего мою плоть, но мой разум, тем не менее, взбунтовался. Я все еще сжимал в руке нож, и то, что я сделал дальше, казалось вполне естественным.

Мой капитан нашел меня, когда я вырезал куски из своего плеча, стараясь, невзирая ни на что, не нанести необратимых повреждений. Это было сделано удивительно твердой рукой и с точностью хирурга, хотя гордиться этим, пожалуй, не стоит. Как бы то ни было, я справился достаточно хорошо, несмотря на обстоятельства, и рана зажила с минимальными последствиями, а именно с периодической дрожью и склонностью к скованности. То же самое… Того же самого нельзя сказать ни о моей ноге, ни об остальной части моего бока или лица. Я думаю, чем меньше об этом будет сказано, тем лучше. Мы просто скажем, что я вряд ли когда-нибудь смогу слышать левым ухом или полноценно использовать голосовые связки, и оставим все как есть.

Паренек, которого я спас, а затем убил, был похоронен там, в горах Афганистана. Мой капитан ничего не сказал о ножевом ранении, когда предавал его земле. В официальном отчете говорилось, что он был убит в бою, не более того.

Его могила осталась безымянной, но я навсегда сохраню его имя в своем сердце.

* * *
Я не знаю, как я оттуда выбрался. Я имею в виду, из мавзолея. Следующее, что я помню, это как я проснулся в своей комнате в гостинице, голова раскалывалась, а в горле першило. Застонав, я сел, протирая глаза и моргая, оглядывая ярко освещенную комнату.

Мой напарник сидел в кресле в углу комнаты, курил трубку и, нахмурив брови, смотрел в стену напротив. Услышав, что я просыпаюсь, он вскочил, схватил со стола стакан с водой, вытряхнул содержимое трубки на полку и протянул стакан мне. Я с благодарностью принял его.

Успокаивая разболевшееся горло, я наблюдал за своим другом поверх стакана. Он казался каким-то не таким, как всегда: его движения были немного лихорадочными, взгляд — слишком диким, манеры — более озабоченными, чем обычно.

Прежде чем я начал его расспрашивать, он заговорил сам. Он говорил так, словно несколько дней держал в себе слова, и теперь они выходили в беспорядке, совершенно не похожем на его обычный вдумчивый подбор.

— Рад видеть вас в сознании, дорогой друг, действительно очень рад, — бессвязно бормотал мой напарник, расхаживая взад-вперед возле кровати. — Знаете, вы всех здорово напугали. Мне пришлось нести вас обратно, и вы все это время метались и кричали. Внизу, наверное, полгорода ждет новостей о вас. О чем вы только думали, входя в мавзолей в одиночку!

Эта сентиментальность что-то всколыхнула во мне, и я остановил его, крепко схватив за запястье. Он обернулся, его лицо исказилось от какого-то неизвестного чувства. Как только он оказался лицом ко мне, я притянул его к себе сзади за шею и сильно ударил в живот.

Мой напарник согнулся пополам, застонал и схватился за живот. Когда он посмотрел на меня слезящимися глазами, я улыбнулся в ответ с мрачным удовольствием.

— Полагаю, я заслужил это, друг мой, — донесся ответ с пола. Теперь мой компаньон стоял на коленях, согнувшись так, что его лоб касался деревянных планок. Если бы не его руки, обхватившие туловище, я бы подумал, что он принял позу мольбы.

Никто никогда не скажет, что я не умею наносить удары.

Получив достаточное удовлетворение от его боли, я поставил стакан с водой, чтобы привлечь внимание моего напарника. Когда он поднял глаза, я с удивлением обнаружил на его лице сияющую улыбку, настоящую улыбку, какую вряд ли видел когда-либо прежде. На мгновение я был ослеплен ее блеском.

Вскочив как ни в чем не бывало, — к моему легкому огорчению, — он снова наполнил стакан и вернул его мне. Теперь мой напарник казался более спокойным, более собранным. Однако его восторг немного угас, когда он присел на край моей кровати.

— Мне очень жаль, — сказал он наконец, и я чуть не поперхнулся водой. Извинения от него были даже более редки, чем улыбка, но каким-то образом я получил и то, и другое в течение нескольких минут. Не обращая внимания на мое внутреннее смятение, он продолжил: — Простите, что оставил вас одного. Простите, что больше заботился об ответах, чем о безопасности. Я думал, что если обнаружу источник бурь, то смогу решить все, но я не подумал о непосредственной опасности. Вы пострадали, потому что меня не было рядом, чтобы помочь. Простите, Уотсон.

Не в состоянии подобрать нужные слова, даже если бы я мог произнести их, я ограничился похлопыванием по руке самого близкого мне человека. Мы погрузились в уютное молчание.

В конце концов, я заставил моего напарника рассказать, что произошло в мое отсутствие. Вот что он сказал.

— Я делал записи о буре на холме Темпест, но данные не имели смысла. Когда непогода стала слишком сильна, чтобы оставаться снаружи, я укрылся в заброшенной лачуге недалеко от болота. Внезапно я услышал, как что-то разваливает на части другую лачугу недалеко от моей. Эти завывания и рычания, Уотсон, звучали нечеловечески, и я очень смутно видел темную фигуру, вбежавшую внутрь той хижины.

— Когда я слушал ужасные звуки, издаваемые зверем, в дом ударила молния. Я думаю, это была та же самая молния, которая позволила вам увидеть нападавшего прошлой ночью. Это был единственный по-настоящему сильный удар в ту ночь. Молния подожгла хижину, и к тому времени, когда дождь потушил ее, она сгорела дотла. Уотсон, клянусь своей жизнью, я не видел, чтобы ее кто-то покидал. Я клянусь в этом. Зверь погиб в том пожаре.

— Кроме того, — продолжил он, немного понизив голос, — пока я искал вас в особняке Баскервилей, то нашел кое-какие бумаги и дневник в письменном столе Генри Баскервиля. Как он утверждал, это было семейное проклятие. Хьюго Баскервиль предположительно заключил договор с чем-то Извне столетия назад, и с тех пор все его потомки были прокляты. Их преследовал зверь, которого призвал Хьюго, и многие из них из-за этого умерли насильственной и преждевременной смертью. Генри также говорит о «звере внутри», о чем-то, что, по его словам, завладело его жизнью.

Он сделал паузу, и некоторое замешательство, должно быть, отразилось на моем лице, потому что он вдруг взволнованно схватил меня за плечи.

— Разве вы не понимаете, Уотсон? Мы все были настолько убеждены, что здесь происходит нечто сверхъестественное, что не смогли увидеть очевидного: зверь был всего лишь человеком!

«Конечно, — подумал я, — человек не способен на такие ужасные поступки, по крайней мере, своими силами».

Как всегда, мой напарник смог безошибочно угадать мои мысли. Он улыбнулся уголком рта и спросил:

— Что заставляет вас думать, будто люди не способны на злодеяния? В этом мире много зла, и только часть его исходит Извне. Я верю, что в мире, который никогда не знал присутствия наших Завоевателей, членов королевской семьи, было бы столько же раздоров, сколько в этом мире, если не больше.

Я некоторое время думал о жутком лице, которое увидел в ту первую ночь в особняке Баскервилей. Как это существо могло быть человеком? И все же, помню, тогда я подумал, что оно выглядит почти как человек.

— Вы увидели то, что хотели увидеть, — мягко сказал мой напарник, прерывая мои размышления. — Однако вы все видели. Человеческий разум — могущественная и загадочная вещь, друг мой.

После этого мы на некоторое время замолчали. Ладно, он замолчал — у меня не было выбора в этом вопросе.

— Это был Стэплтон.

Я вздрогнул от этого неожиданного замечания. Мой напарник рассеянно смотрел вдаль.

— Да, — задумчиво продолжил он, — Джек Стэплтон, дальний потомок Роджера Баскервиля и наследник семейного проклятия. Мы нашли его сестру связанной в их доме, подвергшейся жестокому обращению, всю окровавленную и с колотым ранением в живот. Сейчас она с доктором, хотя я знаю, что вы захотите осмотреть ее сами. Она ожидает вас.

И так оно и было. Позже в тот же день я навестил Берил Стэплтон. Как и сказал мой напарник, она была не в лучшем состоянии, но, по крайней мере, находилась на пути к выздоровлению. Я провел собственное медицинское обследование в дополнение к осмотру местного врача, и худшее, чего ей стоило опасаться, — это инфицирования колотой раны. Она не могла говорить, и синяки у нее на шее наглядно объясняли причину этого, но и я тоже не мог, так что мы были почти на равных. Она улыбалась мне милой, хотя и трепетной улыбкой, а ее глаза — голубой и карий, — говорили о глубочайшей благодарности.

И это конец — по крайней мере, отчасти. В истории всегда есть нечто большее, чем то, что рассказано, но в данном случае я позволю вам самостоятельно додумать остальные факты, дорогой читатель. Что касается меня, я с радостью забуду о своей встрече со зверем Баскервилей: зверем, которым были сами Баскервили.


Нижеподписавшийся,
Дж. Х. Уотсон


Примечание автора:
Кое-что… кое-что по-настоящему ужасное — это зверства, которые обычный человек способен совершить сам по себе. Но свобода воли и способность использовать ее во зло также указывают и на возможность творить добро. Никто не является ни ангелом, ни святым, но каждый из нас может сделать свой собственный выбор в лучшую или худшую сторону.

Примечание переводчика:
*Tempest-tor (в дословном переводе) — Пик Бурь.

@темы: перевод, Этюд в изумрудных тонах

---

Вампирятина

Блэкаут

Автор: Fire Wing
Фандом: Хантер Эрин «Коты-Воители»
Категория: гет
Рейтинг: PG
Размер: мини (4300 слов)
Метки: AU, вампиры, вымышленные существа, драма, мистика, моря / океаны, ОЖП, ОМП, смерть второстепенных персонажей
Саммари:
— Не подходи! — прохрипел Олеандр пересохшим горлом, дыбя шерсть точно в той же манере, что давешний краб — заднюю пару ног. — Живым не дамся!!!
Из-под хищного, алчущего выражения на морде незнакомца проглянуло что-то еще. Он изогнул губы в улыбке, обнажив до странного длинные клыки, и пророкотал низким голосом:
— Не давайся. Так даже интереснее.
Примечания:
Блэкаут — (на фридайверском слэнге) потеря сознания на большой или малой глубине вследствие переоценивания ныряльщиком своих сил.
P.S. Морское племя, живущее на берегу океана — все нормально, у этого расхождения терминологии даже есть обоснование. Для тех, кто пришел на берег и основал племя, водоем был морем, потому что так его назвали духи предков. Поэтому и племя — Морское. Но для котов, обитавших близ побережья и в конце концов смешавшихся с племенем, это был океан.
P.P.S.

Нейрообложка.

Нейрообложка:


*****
На берегу вечно бессонного океана властвовала ночь. Свет полной луны серебрил шелестящий бурьян и широкую полосу песка, играл в накатывающих волнах, падал на панцири топающих по своим делам крабов; однако лагерь Морского племени, укрытый в прибрежных скалах, был для него недосягаем.

Цепь пещер, выдолбленных волнами за несчетное множество зим, уходила глубоко в толщу скалы, на всем своем протяжении подчас разветвляясь совсем причудливо. Потому-то ночной дозорный, стоявший на страже у основного выхода, и не заметил, как из лаза в нескольких прыжках левее наружу выскользнули два гибких кошачьих силуэта.

* * *
— Назад! — Краболапка умудрялась шипеть не громче рокота волн, но вместе с тем удивительно отчетливо. Ее хвост мотался у Олеандра перед самым носом, и он по временам задевал его усами. — Не высовывайся!

Морской ученик послушно припал к неровному камню. Теперь он увидел то, что его подруга заметила еще раньше: скальный козырек здесь выдавался не так далеко, и он сейчас едва не шагнул прямо под лунный свет, что с его белоснежной шкурой было бы равносильно полнейшему провалу. Ветвь Пинии, может, и хотел спать, но слепцом он уж точно не был.

Так, выверяя каждый шаг и то и дело замирая на долгие минуты не столько в целях маскировки, сколько в изумлении от собственной наглости, они добрались до дальнего края лагеря, отмеченного зарослями бурьяна. Длинные стебли изогнулись, отклонив в стороны иссушенные летним зноем колосья, и снова встали прямо, скрыв «беглецов» из виду.

Старший воин на своем посту зевнул во все тридцать зубов и весело встопорщил усы.

* * *
Едва дождавшись, пока лагерь окажется на должном отдалении, Олеандр прыгнул вперед, сбивая подругу с лап и валя на просоленный песок. Веселье пенилось в нем, словно волны зыби, то отступая, то снова накрывая с головой:

— А ты говорила, не сможем! И не отпирайся, говорила! — закатывался он. Краболапка в ответ радостно мутузила его лапами со втянутыми когтями и тоже смеялась — так, как умела только она: запрокинув голову, оскалив зубы, вздрагивая всем телом и вместе с тем не издавая ни звука.

— Если бы нас поймали, мы бы всю следующую луну и уса не замочили! — в перерывах между смешливыми выдохами замяукала она. — А уж про посвящение и думать страшно!

— Вот и не думай! — Олеандр боднул ее лбом в грудку и тут же получил по ушам. Шутливая драка выходила на следующий виток.

Наконец, когда воздух в груди стал заканчиваться, как при затяжном нырке, они расцепились и бок о бок вытянулись в бурьяне. Силящийся отдышаться Олеандр чувствовал, как продолжает подрагивать совсем рядом буро-полосатая шкура Краболапки.

На лапы они встали, запыленные от носа до хвоста — и потом долго вылизывали друг друга, сплевывая песок и снова смеясь.

Они были оруженосцами, они были безнадежно молоды — всего по восемь лун, — и столь же безнадежно влюблены.

* * *
Краболапка бросила взгляд на совершенно круглую луну в небе, без слов довольно заурчала чему-то своему и вдруг предложила:

— А пойдем в Лабиринт! До рассвета еще далеко!

— Думаешь, успеем вернуться? — Олеандр задумался и покопался в памяти, надеясь припомнить, сколько времени этот путь занимал у него с Монстерой, его наставницей. Безуспешно.

— Если не будем слишком задерживаться, — решительно кивнула Краболапка и, подавая пример, первой нырнула в бурьян, направляясь обратно к берегу — но так, чтобы обойти Лагерные скалы по широкой дуге. Устраивать подозрительную возню вблизи от лагеря никто из них не хотел.

* * *
Если верить Монстере и прочим воинам, Лабиринт — большая группа источенных океаном скальных останцев, то затапливаемая, то наполовину выступающая из воды в отлив, — являлся одним из самых примечательных мест на территории Морского племени. Даже летом, когда приходила зыбь, по степени опасности он был сравним с подножием Мыса; равнодушно-безжалостные волны могли и убить незадачливого кота, ударив его о скальный выступ.

Однако сейчас, в дни полной луны и самых сильных приливов и отливов, Лабиринт представлял из себя великолепные охотничьи угодья, хоть в серебряном свете и выглядел жутковато.

— Смотри-и-и, тут воды осталось совсем чуть! — воскликнула Краболапка, сунув нос за первый поворот. Олеандр, не желая отставать, побежал следом, стараясь не оскальзываться на покрытом водорослями рыжеватом песчанике.

К нему, часто-дробно стуча ногами, метнулось нечто темное — и, врезавшись в лапы, отшатнулось и помчалось обратно. Олеандр едва успел прикусить на кончике языка недостойный взвизг.

— Ну здравствуй, тезка! — Краболапка в предвкушении охоты покачала пушистым хвостом. Крупный краб испуганно отскочил в угол, подняв глаза-стебельки.

— А как же Правила? — лишь наполовину притворно возмутился Олеандр. — Дичь, добытая на охоте…

— Да-да, я помню, — закатила глаза она и одарила краба первым скользящим ударом — достаточно слабым, чтобы не причинить вреда, и в то же время достаточно быстрым, чтобы ее не успели схватить клешней. — Мы не будем его есть.

Олеандр заморгал; временами он совершенно не мог понять ход ее мыслей. Он предпринял вторую неуклюжую попытку:

— Если ты хочешь сохранить нашу вылазку в тайне, но планируешь тащить его в лагерь… извини, но тогда у тебя мозгов не больше, чем у рыбы!

Она ответила не сразу:

— Да с чего ты решил… что я вообще собираюсь его убивать? — теперь она касалась краба подушечками лап уже чаще и более сосредоточенно. Тот пока сопротивлялся и делал ответные выпады, выставив клешни и вскинув для устрашения задние ноги, но постепенно слабел. — Я просто… тренируюсь!

Олеандр, до которого наконец-то дошел смысл действий подруги, смешливо фыркнул, отчего с ближайшего валуна скатился напуганный рачок-отшельник, и пристроился на наименее мокрый участок песчаника — наблюдать.

Еще чуть погодя краб сдался и осел на камень, подобрав все конечности. Охотники и оруженосцы из числа тех, кого природа одарила челюстями посильнее, в этот момент обыкновенно раскусывали им панцири. Краболапка же лишь засмеялась, отвернулась и скакнула дальше в Лабиринт.

* * *
— Да постой же ты! — запыхтел Олеандр, наполовину скатываясь, наполовину спрыгивая со скалы — прямо в лужу глубиной ему по брюхо. Соленая вода тут же защипала исцарапанные подушечки лап.

За Краболапкой было не угнаться. Она каким-то непостижимым образом умудрялась сунуть свой нос повсюду, протралить все углубления и к приходу Олеандра с обезоруживающей миной сунуть ему разгрызенную раковину вкуснейшего моллюска. Она всем своим существом впитывала эту долгую лунную ночь, она, как истинная Морская кошка, жила ей; а Олеандру только и оставалось, что мурлыкать в попытках дать выход переполняющему его чувству.

— Ну вот где тебя искать?! — отсмеявшись и выбравшись на сушу, мявкнул он в никуда. За время беготни по Лабиринту они оба просолились от ушей до хвоста, пропитались горечью океана и водорослей настолько, что почти потеряли собственный запах и теперь едва ли смогли бы найти друг друга по следам.

Собственно, на следы Олеандр сейчас и смотрел. Отпечатки кошачьих лап пересекали покрытый склизкой зеленой массой плоский камень, ожидаемо обрываясь на другом его краю.

Он наклонился, разинул пасть, втягивая запах и тщась разобрать его на составляющие. Чуялась соль, соль, еще раз соль… и тонкая нотка металла. Неугомонная Краболапка все-таки ободралась до крови?

Олеандр вспрыгнул на камень, и водорослевая масса звучно хлюпнула под лапами. Следы казались чуть больше его собственных. Забавная причуда нежной водной растительности: он ясно помнил, что подушечки лап его подруги были маленькими и аккуратными.

* * *
Краболапку он в конце концов нашел. Точнее, это она нашла его: вылетела из узкого прохода между скалами, совершенно ошалевшая, ничуть не похожая на ту беззаботную ученицу, что пропала с его глаз совсем недавно.

— Здесь кто-то есть! — выпалила она, даже не пытаясь пригладить стоящую дыбом шерсть.

Первая испуганная мысль Олеандра была о собаках — они иногда забредали на территорию племени. Но, втянув пастью влажный воздух, он не уловил в нем ни нотки характерной вони.

— Почему ты так решила? — спросил он, немыслимо вольно положив подбородок на ее макушку в попытке успокоить, и оглядел Лабиринт.

— Я его видела. Издалека, поэтому толком не разглядела. Это кот. Или я думаю, что это кот. Но что он тут делает?

— Охотится? — как ему казалось, вполне логично предположил Олеандр. — Бродяга какой-нибудь… Пойдем, выйдем на открытое место, попробуем осторожно высмотреть его, раз учуять не можем.

* * *
В качестве наблюдательного пункта сгодилась первая же скала, на которую можно было влезть без ежесекундного риска сверзиться вниз.

Приникнув к высохшему на ветру песчанику, они долго лежали, до боли в глазах вглядываясь в игру света и тени в Лабиринте. Луна неторопливо ползла по небосклону, а тишину ночи нарушал только рокот прибоя и — изредка — шаги крабов.

— Смотри! — вдруг зашипела Краболапка прямо в ухо Олеандру и, будто ей было мало произведенного эффекта, еще и весьма ощутимо ткнула его лапой в бок. — Да не туда, вон, видишь, у закатного(1) гребня?!

Издалека и впрямь был смутно различим посеребренный лунным светом силуэт, снующий в путанице проходов. Краболапка не ошиблась: он походил на кота, но что-то в нем смущало Олеандра — то ли быстрота движений, то ли неестественная худоба.

Ночь окончательно переставала быть приятным развлечением. Об оказавшемся вполне настоящим нарушителе следовало сказать воинам — и неважно, что им потом должно было пребольно влететь за побег из лагеря.

— Давай так: ты пробираешься к выходу, я замыкаю, — решил Олеандр и подтолкнул носом мелко вздрагивающую от напряжения подругу. — Ну же.
Она не ответила, лишь задрожала еще сильнее, не отводя взгляда от Лабиринта. Олеандр посмотрел туда же, но лишь краем глаза выхватил движение, прежде чем…

— Он нас заметил! — сдавленно пискнула Краболапка — и практически завизжала: — Бежим!!!

Такой паники в ее голосе Олеандру слышать еще не доводилось. Он невольно снова бросил взгляд туда, где в последний раз видел силуэт — и уже с гораздо меньшего расстояния на него из тени скалы уставились алые глаза, каких не могло быть ни у одного кота.

— Бежим, — сам не зная зачем, согласился он севшим голосом.

Они спрыгнули одновременно.

В совершенно разные стороны и разные, почти не связанные друг с другом части Лабиринта.

Это стало их первой серьезной ошибкой.

* * *
Вконец измученный, задыхающийся Олеандр прислонился боком к скале. Лапы дрожали от усталости и едва выдерживали вес тела, но он все равно невольно по очереди их поджимал: если раньше исцарапанные подушечки лишь пощипывало, то теперь они, разодранные в кровь долгой беготней, горели как в огне.

Этот странный кот, казалось, преследовал его и только его, подобно тому, как безмолвный охотник преследует добычу. Олеандр рвался к выходу как мог, но неизвестный знал это место гораздо лучше него: то и дело при очередном повороте ученик видел на скале, или под ней, или у следующего поворота черную шкуру и светящиеся алым глаза — и оказывался вынужден повернуть назад.

Он лишь надеялся, что Краболапка выбралась наружу.

…Вдали, у выглаженного волнами валуна, наметилось движение. Олеандр инстинктивно потянул пастью воздух и тут же захлопнул ее; надо было не принюхиваться, а уходить.

Он шмыгнул под прикрытие скального останца, молясь Океану, чтобы его не заметили — бежать отсюда было уже некуда.

Океан его не услышал. Из-под лап метнулся, угрожающе вскинув клешни, огромный краб, и Олеандр в испуге отшатнулся, с громким плеском наступив в лужу.

Незнакомец будто только этого и дожидался и тут же вытек из тени. В каждом его движении сквозила хищная грация, а шкура, попав под свет луны, осталась такой же бездонно-черной. Он был едва ли не вдвое выше Олеандра.

Олеандр скребнул выпущенными когтями по песчанику, ощущая, как шерсть вдоль хребта встает дыбом.

Он, конечно, еще с котячества знал некоторые боевые приемы, — кто из скучающей малышни в свои пять-шесть лун не подсматривал за оруженосцами? — да и воины учили бою едва ли не усерднее, чем охоте. Но сейчас, когда он устал до дрожи в лапах, едва ли хоть один прием мог помочь ему отбиться от этого.

— Не подходи! — прохрипел он пересохшим горлом, дыбя шерсть точно в той же манере, что давешний краб — заднюю пару ног. — Живым не дамся!!!

Из-под хищного, алчущего выражения на морде незнакомца проглянуло что-то еще. Он изогнул губы в улыбке, обнажив до странного длинные клыки, и пророкотал низким голосом:

— Не давайся. Так даже интереснее.

А потом он скользнул ближе.

* * *
Дальнейшее Олеандр запомнил плохо. Восприятие застил истинно первобытный ужас; он махал когтями как одержимый — но, конечно, все равно проиграл и после ловкой подсечки за задние лапы растянулся во взбаламученной воде.

Незнакомец наклонился к нему — вблизи его глаза оказались не столько алыми, сколько красновато-карими, — и… впился клыками в шею.

В первый миг Олеандр так изумился, что забыл даже отбиваться. Боли почти не было, а остальные зубы все еще не сомкнулись на сонной артерии. И заслуга последнего явно была не в его густой шерсти.

Жуткий кот, какова бы ни была его цель, оказался скор на расправу: когда Олеандр наконец очнулся и истошно завизжал, он успел отстраниться на два своих длинных шага — достаточно далеко, чтобы его не достали когтями.

А подняться Олеандр уже не смог. Странная слабость накатила волной, накрыла стремительно и неодолимо — и вопреки так и не прошедшей панике его веки сомкнулись.

* * *
Первым по восприятию ударил не звук, не свет или запах. Нет, это была боль.

Его самым настоящим образом ломало. Ломало чудовищно, долго и страшно, ни на секунду не давая вынырнуть обратно в реальность. Каждую мышцу, каждый нерв, каждую шерстинку перекручивало и сжирало сводящей с ума болью, словно он наступил на колючку рыбы-камня.

Даже в мгновения кратких просветлений четкости мыслей не доставало, чтобы взмолиться Океану о пощаде — но доставало, чтобы смутно осознать, что его удерживают мощной лапой, не давая разбить голову о камни.

Не хватало его и на то, чтобы хотя бы предположить, кем мог быть этот «благодетель».

* * *
Вечность спустя невообразимые муки отступили — совсем не так неторопливо и неотвратимо, как пришли. Они просто… схлынули волной, внезапно оставив его с совершенно ясным сознанием и истерзанным, измотанным телом. Сил не наскреблось даже на то, чтобы приоткрыть глаза — он мог лишь, как и раньше, лежать, распластавшись на скале, и судорожно втягивать в горло влажный воздух.

Постепенно страшная слабость перетекла в более ясное ощущение: голод. Голод этот был странным, новым; еды требовал не только живот, но и все обессилевшее тело.

Но это же самое тело, не могущее подняться, вдруг против воли разума издало совершенно котеночий просящий мяв.

Рядом раздалось короткое урчание, бессловесная просьба об ожидании, прежде чем усы защекотала чужая шерсть. При одной только мысли о сочной полевке его рот сам собой наполнился слюной. Однако то, что случилось дальше, лишь усилило раздрай между его духом и тем, что, повинуясь новым инстинктам, совершало тело.

Он впился в подставленную плоть зубами — но не так, как сделал бы, чтобы оторвать кусок. Он лишь проколол кожу клыками и, ощутив знакомую металлическую горечь крови, часто-часто заходил языком по нанесенной ране.

Мысли от происходящего вязли в разверзшейся бездне непонимания, в то время как телу легчало. На смену оцепенению приходила истома — как когда после целого дня тренировок у заброшенного маяка он наконец-то мог проглотить рыбешку-другую и растянуться на колючей подстилке в левом лагерном ответвлении.

Но стоило ему отстраниться и в последний раз облизнуть губы языком, как к нему снова без спроса и непререкаемо явилась бессознательность — только теперь она уже гораздо больше походила на сон, чем на обморок.

* * *
Очнувшись в следующий раз, Олеандр смог хотя бы открыть глаза. Хотя пользы это принесло совсем немного: он смутно различил в полумраке лишь скалы, скалы и еще раз скалы, уходящие к ночному небу. Он сам лежал на широком сточенном штормами скальном останце, на который с тихим плеском накатывали волны, почти не оставляя пены. Сомнений не было, его неведомым образом занесло в колодец — один из бесчисленного множества в окрестностях Лабиринта и Мыса. Тут его едва ли стали бы искать даже старшие ныряльщики; слишком много опасностей таили в себе подводно-надводные гроты…

Но все пораженческие мысли улетучились, как только Олеандр понял, что поблизости было еще кое-что. Точнее, кое-кто. Эту неприятно знакомую темную шкуру и красновато-карие глаза он теперь, кажется, узнал бы где угодно.

Само присутствие этого бродяги было ответом на вопрос, как он здесь оказался.

Сил встать все еще не хватало, но вот ощериться и зашипеть — вполне:

— Ты!

— Я, — невозмутимо согласился кот, садясь и обвивая лапы длинным тонким хвостом. Движение получилось медленным и ломким. — Прошу прощения, ранее мне не доставало времени представиться. Я Вран.

— Что ты со мной сделал?! — голос от переизбытка чувств сорвался в сипение. Олеандр нервно-судорожно сглотнул и облизнулся; язык задержался на верхних клыках, теперь выступавших из ряда зубов куда сильнее обычного.

— Обратил, — как само собой разумеющееся ответил кот. — Сделал подобным себе.

Совершенно дикий взгляд Олеандра, похоже, оказался красноречивее слов. Вран усмехнулся:

— Наберись терпения. Рассказ будет долог.

* * *
Проклятый Бездной бродяга и впрямь рассказывал долго — так долго, что успело рассвести и небо над колодцем высветлело до бледно-голубого. Олеандр смутно подозревал, что тот просто пользовался его слабостью, ведь если бы не она, незримыми путами сковавшая все тело, он уже рвался бы в бой, — пусть заведомо проигрышный, пусть! — чтобы выплеснуть кипучую ярость.

Вран был родом издалека. И был обыкновенным котом — когда-то давно, настолько давно, что события тех времен едва ли сохранились даже в легендах. А потом его по волне случая вот так же обратили, — «радуйся, что я сохранил здравый рассудок и могу передать тебе все необходимые знания. Мне пришлось постигать все самому, поскольку предшественник мой был совершенно безумен», — сделали совершенно другим существом.

«Нас таких совсем мало, и у нас нет имени как такового. Мы зовемся просто — кровопийцы. Коротко и отражает суть».

По странному капризу природы кровопийцы действительно не могли питаться ничем, кроме крови. Но и тут все было непросто: Вран долго и обстоятельно вещал, чем рыбья кровь отличается от птичьей и от кошачьей. К этому моменту Олеандр разъярился уже достаточно, чтобы не слушать вовсе.

— Зачем ты это сделал?! — наконец выплюнул он Врану в морду.

Знал бы он, что это спровоцирует новый виток лекции — может, и смолчал бы.

— Такова наша натура. Когда жизненный путь кровопийцы — длинный, очень длинный, — подходит к концу, им полностью овладевают инстинкты, и он всеми силами стремится обратить кого-то на замену себе. Так сталось с тобой, так могло бы статься с твоей очаровательной леди, не потрать я столько сил на то, чтобы притащить тебя сюда.

Олеандра перекосило:

— И что ты будешь делать теперь?! — он снова оскалился, мимолетно подумав, что с его новыми клыками это должно выглядеть куда внушительнее. — Передохнешь и снова примешься выслеживать жертву?!

— Увы, нет, — Вран на миг прикрыл глаза. — Я умираю и теперь желаю лишь одного: успеть обучить тебя новой жизни.

Развернувшись, он махнул кончиком хвоста перед самым носом у Олеандра. Доведенный до исступления, тот попытался рвануться и сомкнуть на нем зубы, но злополучная слабость во всем теле не позволила ему и этого.

Вран смерил его коротким насмешливым взглядом и бросился в воду, как прирожденный Морской кот.

Едва дождавшись, пока его темная шкура исчезнет под нависшей скалой, Олеандр попытался подняться. Но все, что ему удалось — это покрутить головой, и даже столь простое движение далось ценой громадных усилий. Остальное тело не просто не слушалось — его как будто и не было.

Изнуренный неослабевающей злостью, он вновь опустил голову на камень и сомкнул веки. Все, что ему оставалось — ждать и надеяться, что оцепенение не продлится долго.

Он просто обязан был сбежать от этого полоумного с его россказнями. Сбежать, добраться до берега и вернуться в лагерь. Рассказать Краболапке, наверняка до сих пор перепуганной всем увиденным, что с ним ничего не случилось…

* * *
— Просыпайся, — и с этими невнятными словами его чувствительно шлепнули хвостом по морде. Все тем же движением, что и в прошлый раз, Олеандр попытался ухватить его зубами, но снова не преуспел и лишь тогда, раздосадованный еще сильнее, открыл глаза.

Вран стоял перед ним, сжимая в зубах тушку молодой чайки. С него и с птицы текло, ее громадные бело-серебристо-бурые крылья волочились по скале.

Если этот бродяга и умирал, то умирал весьма своеобразно, раз смог одолеть такую махину. Олеандр не понаслышке знал, как трудно справиться с разъяренной чайкой.

— Я тебе не верю, — зарычал он. — Ни единому твоему слову, слышишь, падаль?!

— Можешь отведать ее мяса, — с деланным безразличием махнул хвостом Вран. — Оно более не придется тебе по вкусу.

Олеандру до крайности не понравились его слова. Если он хотел быстрее встать на лапы, ему и впрямь требовалось поесть; но пугало, что именно такого поступка от него и ждали.

Полный ярости взгляд, обращенный на Врана, остался без ответа.

* * *
Вран оказался прав — или слишком хорошо знал, о чем лгал. Олеандра тогда долго и унизительно выворачивало наизнанку — до тех пор, пока он не уронил голову, часто дыша приоткрытой пастью.

А после его тело вновь необъяснимо взяло верх над разумом, и он, во второй раз потянувшись к свежеубитой чайке, напился-таки ее густеющей крови.
На всем протяжении этой странной трапезы Олеандр не чувствовал омерзения, лишь легкое недоумение — да неужто он, почти уже взрослый кот, мог насытиться одной лишь кровью? Но судя по тому, как приятно потяжелело в животе после трапезы — и впрямь мог.

Однако если так было нужно, чтобы восстановить силы — пусть.

— Отдыхай, — блеснул клыками в короткой усмешке Вран. — Мне нужно поведать тебе еще великое множество всего, но время терпит.

* * *
— Кровопийцам очень трудно навредить, — рассказывал Вран, неподвижно застыв подле лежащего Олеандра. Еще утром — третьим утром с той роковой ночи, — он вел свои речи, качая хвостом в такт словам или подергивая ушами в самые, по его высочайшему мнению, важные моменты; теперь же каждое движение словно бы причиняло ему боль. Где-то в самых темных глубинах своей души Олеандр этому радовался. — Поэтому практически единственное, чему мы подвластны — это наши собственные инстинкты. Помнишь, как тебя потянуло к птице? Обычно эта тяга кратно сильнее. Мой тебе совет: не приближайся к обычным котам. Даже если они примут тебя таким, однажды голод перевесит привязанности.

Его речь лилась тягучей сосновой смолой, успокаивала, исподволь внушала уверенность в сказанном.

Олеандр стискивал зубы, прижимал уши к голове и всячески старался не вникать, не верить, не слышать. Он все еще едва мог двигаться и лишь с огромным трудом делал несколько шагов туда-сюда по приютившей его скале. Бросаться на Врана в таком состоянии было бы полнейшей глупостью.

Он изо всех сил думал о Краболапке, но бархатный глубокий голос Врана, с течением времени подозрительно хрипнущий, снова и снова возвращал его в настоящее.

* * *
На пятый день Вран принес ему рыбешку и бессильно опустился, практически рухнул на камень, словно его больше не держали лапы. Олеандр заметил и отметил это, но виду не подал, привычно уже впившись клыками в добычу и начав слизывать ее кровь, по сравнению с птичьей почти безвкусную.

Он продолжал надеяться, что, окрепнув и выбравшись отсюда, сможет вернуть все на круги своя.

А Вран, несмотря на растущую слабость, продолжал рассказывать, только уже не о сущности кровопийц — о ней, казалось, он выдал все, что только знал. Теперь он повествовал о землях, где ему якобы довелось побывать за свою долгую жизнь, о других кошачьих общинах с другими укладами и верованиями, о чудесах природы.

Олеандр не желал слушать — но поневоле слушал, пытаясь понять: что же такое этот снег и почему в нем можно утонуть с головой? Мыслимо ли такое, чтобы души предков следили за живущими настолько пристально, что вселялись в тела предводителей, к которым после этого племя начинало обращаться исключительно на «вы»? Могли ли какие бы то ни было коты жить там, где дождь шел двадцать из тридцати дней лунного цикла, а то и вовсе проливался еженощно(2)?

Вопреки всему своему неприятию он был вынужден признать: бродяга или действительно являлся долгожителем и странником, каких поискать, или врал просто-таки невозможно складно.

* * *
На седьмое утро Вран не справился с подъемом на лапы: едва привстав, он тут же зашатался, как стебель бурьяна под шквалом, и вынужден был опуститься обратно на скалу, на которой вместо сна время от времени цепенел, точно неживой.

— Мои годы подходят к концу, — проскрипел он. — Твои же — только начинаются. Потерпи еще немного, и к тебе станут возвращаться силы.

Олеандр не ответил ни слова: с тех пор, как он впервые очнулся здесь, он приобрел поистине поразительный навык молчать, даже когда хотелось рвать и метать, ругаясь последними подслушанными у старших воинов словами.

* * *
Совершать нырок в таком состоянии было подлинным безумием. За первым же низко нависшим каменным сводом Олеандра могла подстерегать сколь угодно запутанная система гротов, а пути наружу он не знал.

Но другого выхода у него не было — во всех возможных смыслах. Бездыханное тело Врана остывало на злополучной скале, служившей Олеандру прибежищем все эти дни, а сам он уже начинал ощущать нешуточный голод. Дальнейшее промедление лишило бы его немногих накопленных сил, и только.
Поэтому он лишь дождался пика отлива — уже далеко не такого сильного, как в ту роковую ночь.

…Ему пришлось припомнить все, узнанное от наставников за последние луны: как нырять под волну, как правильно задерживать дыхание, как на глубине и в темноте различить верх и низ… Только это и спасло его в блужданиях по захлестываемым волнами гротам, которые то обрывались схожими на вид колодцами, то смыкались потолком — иной раз ниже уровня воды и в лучшем случае с толикой запертого там удушающе влажного воздуха.

* * *
На берег после кошмарно долгого заплыва по открытой воде он не вышел — выполз, мягко подталкиваемый сзади набегающими волнами. Все мускулы до единого сковала тяжелая вялость, в животе болезненно урчало. Проникновение на свободу измотало его, словно четырехлунного котенка, выкинутого на глубокую неспокойную воду.

Он не желал даже думать о том, каким образом треклятый Вран в первый раз сумел проделать путь внутрь, не утопив свою бессознательную ношу. Он вообще не желал ни о чем думать — только лежать, чувствуя, как под лучами жаркого солнца просыхает и стягивается соленой коркой шерсть. Тепло помогало отвлечься от голода.

Когда начался прилив, а плотный песок снова напитался водой, пришлось по крупицам собрать силы, подняться на полусогнутые дрожащие лапы и отковылять подальше, прочь от шелестящих волн. Он не мог утонуть после всего пережитого.

Воля покинула его недалеко от кромки вечно сухого песка(3), и он снова свалился, как безвольный мешок с костями. Вслед за телом оцепенение захватило и чувства, и последней внятной мыслью было что-то о том, как его могут встретить соплеменники, бывшие или нет.

* * *
А ближе к полуночи, когда уже начался новый отлив, его нашли.

— Олеандр! — смутно знакомый тонкий голос над ухом тревожил, как за шкирку вытягивал обратно в реальность. И он покорно, через силу поднял тяжелые веки.

— Ты в порядке? Где ты был столько дней? Что с тем бродягой? Ты выслеживал его, да? — верная, неугомонная и беспокойная Краболапка вилась вокруг, пытаясь заглянуть ему в глаза. — Олеандр, не молчи! Ты все племя поставил на уши!

Он сомневался, что вообще сможет ответить. Но пересохшее горло вдруг подчинилось, исторгло безнадежно сиплое — и столь же безнадежно далекое от вопроса, мучившего его по-настоящему:

— Как тебя… вообще отпустили из лагеря?

— Я сама ушла! — незамедлительно насупилась-взъерошилась она. — Тебя искать… снова, — признанием выдохнула она ему на ухо.

— Я ведь мог быть где угодно на Побережье, — с неимоверным трудом подняв голову, он зарылся носом в густую короткую шерсть на шее подруги, упиваясь знакомым родным запахом и стараясь не обращать внимания на голодную резь в животе.

— Просто скажи мне, ты в порядке? — она опять заволновалась, и где-то под мехом и кожей снова часто-часто — от переполняющих ее чувств, — забилась кровеносная жилка.

Олеандр позволил себе продлить момент, растянуть его еще на несколько мгновений, прежде чем вонзить в нее, трепещущую, зубы.


Примечания:
(1) Коты здесь вполне себе ориентируются по солнцу.
(2) На юге Португалии летом дожди идут в среднем не чаще двух-трех раз в месяц.
(3) Примерная граница прилива зависит от времени года, фазы луны, волнения и погоды, но между песком, который уходит под воду дважды в день, и песком, который почти не подвергается затоплению, есть заметная разница.

@темы: мои фики, Коты-Воители

---

Стихотворчество

Тяжелый случай

Автор: Fire Wing
Фандом: Гейман Нил «Этюд в изумрудных тонах»
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: драббл
Герои: Шерлок Холмс, Джон Уотсон
Метки: диалоги, преканон, стихи
Саммари:
Вот один из случаев, которых не было, из еретических записей, которых нет.

*****
— Здравствуйте, доктор. Скажите, вы помните Бартс?
Не нужно хвататься за нож. Понимаете,
Вы мне нужны, хотя и не здесь, не сейчас.
— Польщен. — Вы больше других замечаете.

— А вы заявили, что я был в Афгане.
— Я вас удивил? — Вот не знаю, с чьих слов
Вы, мистер… — Верне. — …вы об этом узнали…
— Увидел. Под то в вас довольно штрихов.

— Чего вы хотите? — Услугу. Есть пациент,
Гангренозный изрядно. Все знают, болеет
Он страшно давно: уж почти семьсот лет.
Инфлюэнца над ним ныне крепко довлеет.

— Вот оно что. А в целом какие симптомы?
— Кровь цвет изменила, да жар поднимается
Время от времени. Надеются, при отъеме
Конечности силы бороться появятся.

— Если б я мог, то споро провел б ампутацию.
Но я не гожусь, вы были должны это видеть.
— Доктор… — Уотсон. — Если б я в вас сомневался,
То не явился бы вовсе. Посыльного ждите.

20.02.25

@темы: мои фики, стихи, Этюд в изумрудных тонах

---

Стихотворчество

Их всегда, неизменно двое

Автор: Fire Wing
Фандомы: Дойль Артур Конан «Шерлок Холмс», «Приключения Шерлока Холмса» (Гранада), Гейман Нил «Этюд в изумрудных тонах», Шерлок (BBC)
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: драббл
Герои: Шерлок Холмс, Джон Уотсон
Метки: броманс, стихи
Саммари:
Четыре мира, четыре временных линии, четыре истории. И только одно не меняется: они всегда вдвоем.

*****
1 (АКД).
Постепенно их стало двое.
От знакомства до первого
(Грандиозного) дела весною —
Десяток недель. Смелого
Любопытства не поощряли
Эпохальные нравы. Впрочем,
Десятилетия им предстояли
Вдвоем. А вода камень точит.

2 (Гранада).
Изначально их было двое —
Впечатление неизменное.
За словами лежит потайное
Понимание непременное.
Неразрывно связало время
Непохожих людей. Потому
Осекаться ему тем больнее,
Что дальше идти — одному.

3 (aSiE).
Повезло, что их стало двое.
Без поддержки и в одиночку
Человеку не выдержать хтони.
Но друзья — болевая точка.
И нечасто под светом багровым
Выпадает невинная роскошь
Поименно назваться. Суровый
Порядок, то «благо» принесший.

4 (BBC)
Их стремительно стало двое.
Безымянная новая связь
Натянулась, избавив от боли,
Задрожала; игра началась.
И как будто уже когда-то
Они бились плечо у плеча:
Оказалось решение пата
Пистолетом военврача.

28.01.25 — 2.02.25

@темы: Гранада, мои фики, стихи, Этюд в изумрудных тонах, Конан Дойль, Шерлок (ВВС)

---

Стихотворчество

Не-мертвому сыщику грезится водопад

Автор: Fire Wing
Фандомы: Шерлок (BBC), Дойль Артур Конан «Шерлок Холмс»
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: драббл
Герои: Шерлок Холмс в двух экземплярах
Метки: стихи, пост-Рейхенбах
Саммари:
От Лондона пройдены тысячи миль и год.
Сменилось под сотню различных личин.
Сеть Мориарти подточена, вскоре падет.
Для скуки давно и решительно нет причин.
Примечания:
Третий сезон «Шерлока» и батут принципиально игнорируются.
P.S.

Нейроиллюстрация.

Нейроиллюстрация:


*****
От Лондона пройдены тысячи миль и год.
Сменилось под сотню различных личин.
Сеть Мориарти подточена, вскоре падет.
Для скуки давно и решительно нет причин.

На сон — два часа меж отчетами и отчетами.
В дешевом норвежском гостиничном номере
Холодно. И, видно, поэтому все отчетливей
Сонные образы, один одного (не)знакомее.

...Не-мертвому сыщику грезится водопад
И тихое Джоново «Прошу тебя, будь живым».
Следы переломов с полгода уже не болят.
Через час сновиденье растает, как дым.

На горном привале, уставшему с перехода,
Ему снится — бессмогное серое небо,
Котел Рейхенбаха, брызги и чувство полета.
Он видит Паденье — которого не было.

20.01.25

@темы: мои фики, стихи, Конан Дойль, Шерлок (ВВС)

---

От каждого по способностям (с)

Неустойчивое равновесие

Автор: Fire Wing
Фандом: Гейман Нил «Этюд в изумрудных тонах»
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: мини (2165 слов)
Герои: Джон Уотсон, Шерлок Холмс
Метки: броманс, драма, мистика, повествование от первого лица, повседневность, преканон
Саммари:
Шаги на первом этаже разбудили меня, казалось, всего спустя пару минут.
На самом деле по утрам здесь никогда не бывало тихо: за занавешенными окнами оживал Лондон. Однако его далекий шум не нес угрозы, чего нельзя было с той же определенностью утверждать о незваном госте — который, судя по звуку, только что прикрыл перекошенную входную дверь.
Примечания:
Автор читал несколько различных переводов «aSiE» и потому заранее приносит извинения за то, что мог неосознанно надергать термины из более чем одного исходника.
P.S. Великолепная иллюстрация от Hioshidzuka:

тык

*****
Ранним морозным утром 1880 года я шел домой, на Монтегю-стрит.

Грязный, припорошенный угольной пылью снег под ногами в свете фонарей казался зеленоватым. От этого специфического оттенка в ушах нарастал звон, однако я старался не переступать границу тени: она шевелилась и тянулась к теплу.

Ночь выдалась нелегкой, и я страшно устал. Пациенты прибывали и прибывали: с течением времени имя доктора Уильяма Гарнера, которым я представлялся, обретало какую-никакую известность среди низшего слоя населения. Я предвидел скорую необходимость снова менять личность и род занятий, но пока продолжал ночами врачевать, как мог, инфлюэнцу, вызванную морозом гангрену и последствия приема сомнительных зелий.

Порой попадались «безнадежные». Чаще всего это оказывались пойманные на горячем мелкие воришки и карманники, подвергнутые допросам по последнему слову полицейской методики. С разумом и телом, истерзанными пытками, они были бы готовыми пациентами Бедлама, если бы их уже не выпили досуха, сделав бесполезными для особ королевской крови.

Я каждый раз с содроганием ожидал увидеть среди них знакомое лицо с ястребиными чертами.

Небо постепенно светлело, но багровый свет луны по-прежнему лился сквозь разрывы в плотном одеяле тумана и смога. Луна сопровождала меня, луна уже не один месяц заменяла мне солнце — с тех самых пор, как мы с моим другом вернулись в Лондон и снова переменили образ жизни на ночной.

Прежде чем свернуть на Монтегю-стрит, на которой мы обретались последние несколько дней, я бросил взгляд по сторонам. К счастью, в столь ранний час улицы были благословенно пусты.

* * *
Чтобы подняться на второй этаж дома, требовалось обойти многочисленные ловушки, на изобретение которых мой друг в редкие минуты скуки был поистине неистощим. Но зато единственный взгляд на них дал мне понять, что со вчерашнего вечера сюда никто не заходил.

Успокоенный этим достаточно, чтобы позволить себе столь нужный сон, но недостаточно, чтобы потерять бдительность, я отправился в дальнюю комнату. Ее мы превратили в спальню, кое-как уместив туда две кровати и небольшой столик.

…Шаги на первом этаже разбудили меня, казалось, всего спустя пару минут.

На самом деле по утрам здесь никогда не бывало тихо: за занавешенными окнами оживал Лондон. Однако его далекий шум не нес угрозы, чего нельзя было с той же определенностью утверждать о незваном госте — который, судя по звуку, только что прикрыл перекошенную входную дверь.

Проведя в бегах несколько лет, поневоле научишься осторожности. Вот и сейчас, даже узнавая манеру, с которой визитер перешагивал наиболее скрипучие ступеньки, я поднялся и как можно тише отступил в затененный угол, сжав рукоять верного афганского клинка.

Долго ждать не пришлось: вскоре последовал поворот ключа в замочной скважине, и в комнатушку шагнул субъект с красным испитым лицом попрошайки.

— Все в порядке, доктор. Можете опустить нож, — устало сказал он голосом моего друга Шерри Верне, скупыми движениями запирая дверь за собой. Он двигался скованно, как продрогший до костей, но не раненый человек.

Я спрятал клинок и перенес вес на здоровую ногу, позволяя физическому облегчению смешаться с душевным. Стылый холод в доме не лучшим образом сказывался на кавернах в моем бедре, но мы не рисковали топить камин: от того, сколь необитаемым казалось наше укрытие, зависело, будем ли мы пойманы и подвергнуты страданиям, неизмеримо более страшным, чем физические, или счастливо избежим подобной участи.

Однако сейчас это укрытие у нас хотя бы имелось.

Верне потянулся снять парик, но по первости не сумел даже ухватиться за копну нечесаных волос. Его била дрожь, неизменная спутница бродяг, не имеющих нормальной одежды, или тех, кто под них маскируется, старые и новые химические ожоги ярко выделялись на совершенно побелевших пальцах, а вокруг глаз залегли темные тени.

— Вы вполне могли дать мне поручение или несколько, — попенял я ему, с болезненным вздохом опустившись на свою кровать. — Не ровен час, вы прибавите мне забот не только как другу, но и как врачу.

Он бросил на меня острый взгляд из-под наклеенных кустистых бровей:

— Вы же знаете, что я не имею права рисковать ни вами, ни нашим скромным убежищем.

Возразить было нечего. Проклятущие военные раны даже в более теплые месяцы делали меня не лучшим ходоком, а в этот необычайно снежный июнь я и не думал о том, чтобы, подобно Верне, спасаться от погони по крышам.

Мой друг тем временем одолел парик и теперь дышал на непослушные замерзшие руки и растирал их, чтобы продолжить избавление от маскировки. Его поистине кошачьей чистоплотности претило оставаться в образе бродяги дольше необходимого.

— И каковы же ваши успехи на этот раз? — спросил я несколько времени спустя, дождавшись, пока он закончит со сменой амплуа.

— Ничего существенного. Как я и думал, труды Фредерика Гатри признаны ересью и давным-давно отовсюду изъяты. Я знаю трех людей, у которых они могут храниться, но все трое сейчас на Континенте, а значит, катализаторы для конечной реакции придется подбирать методом проб и ошибок…

Рассказывая, Верне вышагивал по свободному клочку пола взад-вперед, отчасти по давней привычке, отчасти чтобы согреться. Точно так же он мерил наше, с позволения сказать, жилище шагами множество раз за последние дни, после чего обыкновенно уходил, отправляясь то куда-то на задворки Лондона, в убежище, где он обустроил свой химический уголок, то, переменив на полдороге маскировку, в госпиталь Сент-Бартса. Он уже неоднократно промышлял тем, что выдавал себя за лаборанта и синтезировал вещества, которые не мог получить со своим оборудованием.

— …Платины почти не осталось, — сказал он, перечислил вслед за этим еще названия нескольких реагентов и внезапно смолк, замер. Его лицо знакомо преобразилось: брови сошлись к переносице, губы сжались в тонкую нить — он что-то просчитывал в уме, перебирал возможные комбинации и их последствия.

Вдруг скользящим движением хищника он метнулся на пол. Я было снова схватился за нож, однако Верне всего лишь извлек из тайника под половицей свои записи и углубился в них.

Зная, что в такие минуты его не стоило беспокоить, я снова отбыл ко сну, но перед тем еще какое-то время наблюдал, как он своим острым летящим почерком выводил зашифрованные расчеты и созвездия химических схем. Должен признать, это… в известной степени завораживало.

* * *
Несколькими часами позже меня разбудил крик.

Я подскочил. Первым моим порывом было атаковать, чтобы выиграть Верне время для побега через окно, или выскочить вон самому, если он уже это сделал.

Но дверь и окна были закрыты, а с улицы не доносилось никакого подозрительного шума — и едва я осознал это, как, забыв хромать, бросился к своему беспокойно спавшему другу.

Вздумай кто вести подсчет подобным случаям, давно сбился бы. Если в начале нашего знакомства по ночам кричал один я, прошедший горнило Афганистана, то с тех пор, как наши руки впервые замарал зеленый ихор, кошмары стали случаться и у Верне. Людей охватывал панический ужас от одного лишь вида королевских особ; мы же сражались с ними и побеждали. И если платой за это явилась необходимость раз за разом будить друг друга, чтобы не быть выставленными прочь из съемных комнат или не обнаружить своего присутствия, то плата эта была удивительно невелика.

Я едва различил в полумраке бледное искаженное лицо Верне. Скрутившись клубком под одеялами, он то и дело вздрагивал всем телом, мотал головой, но не просыпался, как и не проснулся от собственного крика, слишком глубоко увязнув в кошмаре. Становилось ясно, что дозываться его на сей раз бесполезно, и я решительно протянул руку и с силой тряхнул его за плечо.

Последствия сего действа я представлял весьма отчетливо. Мой друг был rache, охотником, уже больше десяти лет и умело скрывал это. Но в моменты, подобные нынешнему, кошмар срывал с него маски, обнажая готовность сражаться до последнего.

Когда он неуловимо быстрым движением выхватил клинок и ударил, я привычно перехватил его тонкую сильную руку так же, как он неоднократно перехватывал мою.

— Холмс, — твердо сказал я, стискивая пальцы до боли, своей и его, — очнитесь. Очнитесь же!

Мы почти не называли друг друга настоящими именами. В этом круговороте подполий, лжи и смены личин им просто не находилось места.

К чести Верне, он быстро перестал сопротивляться и даже разжал ладонь, позволив кинжалу со стуком упасть на пол. Однако в его взгляде муть сновидения по-прежнему мешалась с чистейшим ужасом.

— Уотсон!.. — судорожно выдохнул мой друг и заметался по мне взглядом словно в поисках ран.

— Со мной все в порядке, — я в успокаивающем жесте сжал его запястье. — В порядке, слышите?

Подобным меня было не удивить. Чем больше раз мы плечом к плечу сражались против омерзительных тварей из Бездны, чем сильнее крепла наша дружба, тем глубже в каждого из нас прорастало волнение за судьбу второго. Но время от времени это чувство становилось причиной пугающих снов, в которых красной крови обыкновенно проливалось куда больше, чем изумрудной.

Не отводя от меня пронзительного и вместе с тем беспомощного взгляда, Верне почти наугад взялся за мое предплечье — с такой осторожностью, будто я мог спутать его прикосновение со смертоносной хваткой щупалец. Пальцы у него подрагивали.

Я позволил ему длить этот момент и приходить в себя, и лишь когда он подался назад, спросил:

— Вы помните, где мы находимся?

Этот вопрос был, в сущности, выстрелом наугад, но иногда именно он помогал расшевелить его — нам весьма часто приходилось менять место проживания.

— Только на Монтегю-стрит может быть так дьявольски холодно, — почти обретшим прежнюю твердость голосом отозвался мой друг, поднимаясь с кровати. Он дрожал, невзирая на то, что спал одетым — на случай, если придется быстро покинуть наше убежище.

— Вы недооцениваете трущобы Сент-Джайлса, — я позволил себе мягкую усмешку. — Помните, прошлой весной…

— О, безусловно, Лондонское королевское общество должно заинтересоваться постройками, в которых круглый год холоднее, чем снаружи, — быстро перебил он меня, набив трубку и теперь чиркая спичкой. После кошмаров его всегда страшно тянуло курить. — К сожалению, оно вот уже множество десятилетий упускает из виду сей феномен.

Он остановился у окна и сказал уже оттуда:

— Тысяча извинений, дорогой доктор, за то, что прервал ваш сон. Обещаю этим днем больше вас не беспокоить.

Полумрак в комнатушке с приближением вечера сгущался в непроницаемую тень. Я зажег недавно доработанную Верне керосиновую лампу и демонстративно выложил на столик, втиснутый между кроватями, свою записную книжку с незаконченной пьесой для «Лицедеев Стрэнда».

— И не побеспокоите, если только не приметесь ставить эксперименты прямо здесь.

* * *
К вечеру разыгралась непогода. За стеной в каминной трубе выл и стонал ветер, а в окно скреблись так жалобно, что я поневоле радовался плотным занавесям. Тем, кто желал сохранить рассудок, не следовало смотреть на посланников Белой Госпожи Антарктической Твердыни.

Мы с моим другом сидели, с разных сторон склонившись над столиком, и занимались каждый своим делом: я — первым и единственным актом пьесы, он — расчетами.

Если бы не шорох перелистываемых страниц, впору было бы подумать, что время застыло в одном бесконечно растянутом мгновении, что снаружи на много миль окрест нет никого и ничего, кроме белой мглы, что это ледяное оцепенение скоро доберется и до нас…

Я вздрогнул, разрывая опасные оковы наваждения, и, лишь бы только оно не коснулось меня снова, торопливо попросил первое, что пришло в голову:

— Не могли бы вы рассказать мне, над чем работаете?

Верне поднял голову. На его лице отразилось некоторое удивление:

— Но ведь я и без того держу вас в курсе дел.

— Вы рассказываете о процессе, об условиях и пропорциях промежуточных реакций. Но ни слова — о том, что же пытаетесь синтезировать.

Мой друг отложил карандаш и провел пальцами по краю листка, как мне показалось, почти с нежностью. Качнул головой:

— Поверьте, вы не захотите этого знать. Могу сказать лишь, что это вещество, согласно исследованиям Сезара Депре, настолько же ужасно, насколько и поразительно. И если последняя серия опытов увенчается успехом, мы опробуем его на следующей охоте. Я уже наметил возможную цель.

— И кто же это?

Верне произнес имя. Оттого ли, что названный монарх носил в себе большую долю королевской крови, чем все наши предыдущие жертвы, оттого ли, что было хорошо известно, в каком именно качестве он предпочитал людей, меня пробрала дрожь.

А еще я вдруг понял, что так повлияло на Верне и стало причиной недавнего кошмара.

— Так это его взгляд сегодня пал на вас, — я почти шептал. Привычные омерзение и ужас перед этими существами стягивали горло невидимой удавкой.

— Блестящее умозаключение, мой дорогой друг, — в голосе Верне была приязнь, и я видел, что он силился улыбнуться мне, но не мог, улыбка словно соскальзывала с его лица.

Многочисленному потомству Древних нравилось сеять безумие в умах тех, кто оказывался к ним слишком близко. Что же до моего друга, то он неизменно ставил важные сведения превыше собственной безопасности.

Охота всегда готовилась заранее, зачастую за недели до начала выслеживания и за месяцы до кровавой развязки. Я не сомневался, что Верне уже соотнес то, что узнал сегодня, с одному ему ведомым графиком экспериментов.

* * *
Написание пьесы о маленькой нищенке, умиравшей от холода и голода и пытавшейся продавать фиалки, не шло, хотя обстановка располагала: температура с приходом метели еще упала, и упала весьма споро.

Мой друг после того, как вырвал из записной книжки исчерканный листок и сжег его, вел себя подозрительно тихо. Я отложил карандаш и поднял на него глаза, намереваясь прояснить вопрос о наших планах на эту ночь…

Верне спал. Упершись в столик локтями и вытянув руки по обе стороны от собственных записей, склонив голову на грудь и неуютно, ознобно ссутулившись — в самом деле спал, а не пребывал в раздумьях. На страницах перед ним раскинулась вязь химических цепочек, по-видимому, доведенная до логического конца.

Он даже не шелохнулся, когда я встал и осторожно накрыл его одеялом, хотя несомненно был настороже — как и всегда.

Во мне теплилась неуверенная надежда, что на этот раз кошмары его не побеспокоят.


Примечания:
Историческая информация к размышлению: Сезар Депре и Фредерик Гатри в разные годы независимо друг от друга смогли синтезировать иприт (боевое отравляющее вещество кожно-нарывного действия).
Впрочем, пути, по которым шла наука в сеттинге «aSiE», могут отличаться от таковых в реальной истории.

@темы: мои фики, Этюд в изумрудных тонах

---

Холодные Звезды — 4

Ибо мир полый, а я коснулся неба

Автор: Fire Wing
Фандом: Хантер Эрин «Коты-Воители»
Категория: гет
Рейтинг: PG
Размер: драббл (590 слов)
Метки: AU, ангст, антиутопия, мистика, постканон
Саммари:
Всем известно: когда Пронизанный, предводитель племени, умирает, его место занимает верный глашатай, и сами Звезды указывают на него, сплетая первую тонкую — с паутинку — связь. И связь эта повелевает избраннику как можно скорее стать новым Пронизанным, вернув племя под бережный присмотр святейших предков.
Примечания:
Нейропотрет Грозовой Звезды (ранее — Пустынницы) после посвящения:

тык

*****
На пороге целительской палатки у Пустынницы — его отчаянной, смелой Пустынницы, некогда не побоявшейся в одиночку броситься на лису, — подкашиваются лапы.

Мшистый одним движением оказывается подле нее, подставляет плечо, одновременно закрывая собой от соплеменников, под взглядами которых у них обоих вот-вот задымится шерсть.

— Ты молодец, — как можно мягче шепчет он ей на ухо. — Ты отлично справилась. Я тобой горжусь.

Всем известно: когда Пронизанный, предводитель племени, умирает, его место занимает верный глашатай, и сами Звезды указывают на него, сплетая первую тонкую — с паутинку — связь. И связь эта повелевает избраннику как можно скорее стать новым Пронизанным, вернув племя под бережный присмотр святейших предков.

Но как бы Мшистый ни хотел вселить в подругу радость, голос ломается, сипнет: его шея будто охвачена колючей ежевичной плетью, не дающей дышать.

Какова была вероятность, что именно на долю Пустынницы, его Пустынницы выпадет честь повести племя за собой?

Некоторые старые легенды гласят, что когда-то давным-давно глашатаи могли заступать на свой пост, с неслыханной наглостью надеясь однажды занять место предводителя. Но даже их рассказчики не могут объяснить это иначе, кроме как тем, что Пронизанные Звездами в прошлом были гораздо неосторожнее — и транжирили все девять своих бесценных жизней за время, меньшее отмеренного любому обычному коту.

Грозовая Звезда правил племенем уже очень долго — так долго, что события, предшествовавшие его посвящению, стерлись даже из россказней старейшин. Как и положено предводителю, он казался и был неизменной, неотъемлемой частью Грозового племени, и его голосом все эти бесчисленные луны говорили сами Звезды.

Теперь, когда роковая случайность отняла у него последнюю жизнь, обезглавленное племя надлежало как можно скорее снова сделать цельным.

— Травы путников, — бесцветным, хриплым от долгого неиспользования голосом извещает их Тенегрив, Грозовой целитель, и опускает на пол палатки три лиственных свертка. Придвигает два из них к Пустыннице: — На сейчас и на потом. Не ошибись.

Мшистый тянет лапу, чтобы подцепить свой сверток. Тенегрив не обращает на это движение ни капли внимания, будто воина здесь и нет. Будущая Пронизанная — единственная, по отношению к кому он сейчас может нарушать обет молчания.

— Мы все равно не стали бы парой, — с нарочитой легкостью говорит Мшистому Пустынница, отстраняясь. Открывает глаза — и они, полные тоски и страха перед неведомым, выдают ее ложь в тот же миг.

Однако Мшистый молчит.

По закону, Пронизанному перед тем, как идти к Лунному озеру, подобает отречься от всех своих чувств к живущим. Ведь иначе воля Звезд в какой-то миг его долгой-долгой будущей жизни может превратно исказиться.

Стремясь сделать хоть что-то, Мшистый нагибается над своим пучком листьев и судорожно втягивает полуоткрытой пастью тонкие запахи сушеных трав. В нем, как и в первом свертке Пустынницы, действительно ничего необычного, лишь то, что придаст сил и поможет заглушить голод в длительном пути туда и обратно.

О сладковатом запахе ягод тиса и ландыша, доносящемся от второго свертка, Мшистый старается не думать.

Посвящение не бывает легким. Чтобы пройти его и укрепить связь, сделав ее нерушимой, Пронизанному нужно погрузиться в сон — глубокий, как Лунное озеро, приводящий на самую грань жизни и смерти. Если избранник окажется слаб, то более не проснется.

И как-то само собой получается, что он смотрит прямо в глаза Пустынницы, когда она слизывает свою первую порцию трав. Тотчас же ее мордочку перекашивает, а из горла вырывается невнятный жалобный звук — от горечи трав, конечно же, от горечи.

Но почему ни один из них оказывается не способен отвести взгляд? Почему Мшистый смотрит-смотрит-смотрит в зеленую глубину ее глаз, словно силясь запомнить этот цвет до того, как он на девять долгих жизней сменится крапчатым голубым, свидетельствующим о том, что в этом теле не осталось ни следа ее самой — только воля и голоса многочисленных предков, ни следа Пустынницы — только безликое имя Грозовой Звезды и обращение «вы»?

@темы: мои фики, Коты-Воители, холодные Звезды

---

Undefined behavior в условиях антиутопии

Ошибка синхронизации

Автор: Fire Wing
Фандомы: Shadow Fight 2, Vector
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: драббл (1415 слов)
Герои: Беглец, Тень
Метки: антиутопия, потеря памяти, фантастика, экшн
Саммари:
Первые сутки с момента выхода из Системы Беглеца, как он прозвал сам себя, пролетают в беспрерывном беге.
Примечания:

Нейрообложка.

Нейрообложка:


*****
Первые сутки с момента выхода из Системы Беглеца, как он прозвал сам себя, пролетают в беспрерывном беге.

Он петляет по лабиринту крыш и офисов на верхних этажах, отчего-то всегда зная, куда нужно повернуть, чтобы не угодить в тупик.

Ускользает, выворачивается практически из рук, из-под электрошокеров преследователей.

Снова и снова бросается в безумный полет над пустотой, повторить который решаются далеко не все из них.

Но все равно ощущает, как стягивается накрывшая Офисный район незримая охотничья сеть.

Его спасает чудо: отчаливающий воздушный катер — и последний отчаянный прыжок на разрыв мышц.

Уже рывком подтянувшись на задний бампер, Беглец оглядывается назад: на взлетно-посадочную площадку один за другим выбегают и останавливаются три охотника.

Он спасен. Хотя бы на время.

Но чувство облегчения быстро угасает. Беглец съеживается на своем ненадежном насесте, вцепившись в стремительно выстывший металл и пригнув голову от порывов беспощадного ветра, и под тонкий вой антигравов катера поневоле погружается в размышления.

Отнюдь не о том, куда ему следует бежать далее, едва катер приземлится — но о странности всего происходящего.

Как он, обычный клерк, почти всю жизнь проведший на сидячей работе, мог подолгу бежать без устали? Откуда имел поистине Системное(1) чутье на охотников? Каким образом безупречно владел своим телом и сложными трюками раз за разом выигрывал драгоценные секунды и метры?..

Вопросы множатся, копятся, как сбои в программе, и забирают себе все внимание… До тех пор, пока катер не совершает резкий поворот, а Беглец не возвращается в реальность, с тревогой обнаружив, что уже почти не чувствует окоченевших на ветру рук.

Размышления приходится отложить. Здесь и сейчас важна становится только гладкая обшивка катера, в которую он вжимается всем телом, чтобы не свалиться в техногенную бездну внизу.

* * *
Несколько часов спустя, когда солнце уже клонится к изрезанному зданиями горизонту, катер пересекает границу Жилого района. Но на снижение он идет много позже: когда оказывается на территории огромной стройплощадки.

Беглец решает прыгать, не дожидаясь стыковки.

На подходящее недостроенное здание он… думал, что приземлится так же, как множество раз до этого приземлялся на крыши, растягивая удар в перекат, но на деле — валится недвижным кулем, прикусывая на языке болезненный вскрик.

Счастье, что его никто не преследует: он долго не может двинуться и — там же, где упал, — поневоле дожидается, пока хоть немного согреется закаменевшее тело.

* * *
Ему везет и второй раз за этот сумасшедший день: стройка оказывается старой, переходно-автоматических времен, и в недрах здания рядом со сваленными в кучу стройматериалами он обнаруживает сумку с личными вещами, которую кто-то забыл здесь множество лет назад, а в ней — сухой паек.

Голода нет — есть только давящая усталость напополам с тупой ноющей болью во всех конечностях и особенно в кистях рук. Но если он хочет функционировать и дальше, тело нужно снабдить энергией…

Беглец долго не может разорвать упаковку: пальцы не гнутся и словно не принадлежат ему. Их кончики в свете угасающего дня темнеют, выделяясь на фоне бледной кожи, и эта гангренозная чернота ползет все дальше.

Обдумывать, чем ему грозит обморожение, попросту нет сил, и Беглец, рассеянно облизывая с губ безвкусную пыль, — на работе им давали почти такие же пайки, разве что не рассыпающиеся прямо в руках, — зарывается под брошенный в углу утеплитель и проваливается в сон.

Ему снится жалящий ветер пустыни, огромная каменная статуя впереди и спина низкорослой, но выносливой лошадки под ним.

А еще — тяжесть скалящейся стесанными зубами печати в его руках.

* * *
Беглец по невесть откуда взявшейся привычке просыпается и вскакивает одновременно — и только потом понимает, что именно его разбудило.

С нижних этажей доносятся шаги нескольких пар ног в тяжелых ботинках. Шаги, звучащие точно так же, как и те, что он постоянно слышал днем ранее.

Он надеялся, что за пределами Офисного района его не станут искать.

Что ж, он ошибся — и теперь вынужден как можно тише покидать свое временное убежище.

…Из-за угла, едва заметная в утреннем полумраке, появляется крепко сложенная фигура в бронежилете и шлеме, с электрошокером у бедра. При виде нее у Беглеца перехватывает дыхание, но это оцепенение длится не дольше пары ударов сердца; потом страх вытесняет знакомая сосредоточенность.

Он вкладывает всего себя в первый рывок, необходимый, чтобы прорваться в коридор — до того, как в его тело вопьются, обездвиживая, синие молнии шокера.

Стройплощадка для него — новая, совершенно неизведанная территория, и вести на ней игру не на жизнь, а на зачистку будет стократ сложнее.

* * *
Темнота надежно укрывает его от преследователей: в мире, подвластном Корпорации, после заката наружу не выходят даже охотники.

За это правило Беглец едва ли не впервые возносит Мастеру(2) мысленную благодарность.

Новая усталость наложилась на вчерашнюю, и теперь он вымотан как никогда в жизни. Отключенный кран должен был стать лишь перевалочным пунктом, укрытием на время очередной передышки — но, забравшись на самую верхотуру и пристроившись там, Беглец понимает, что просто не сможет продолжить движение. Слишком болят все до единого мускулы.

Даже сейчас, после получаса отдыха, попытка лечь компактнее, чтобы не замерзать на ночном ветру, заставляет его кривить лицо. Но своей цели — сгорбиться, поджать ноги и обхватить руками плечи, — Беглец все-таки добивается.

К его пальцам давно вернулись осязание и подвижность — иначе он не смог бы повиснуть на руках ни единого раза за весь этот день. Однако чернота доползла уже до запястий и нырнула под рукава офисной рубашки — уже совсем не такой ослепительно белой, как двое суток назад.

Холод проникает и в его сны, обращая приморский город заснеженным горным плато.

Холод слизывает боль от ран, нанесенных веерами его противницы, неуловимой, как ошибка в Системе.

Холод охватывает его целиком, когда он валится на утоптанный снег с перерезанными сухожилиями.

— Сдаешься? — выдыхают ему на ухо.

* * *
К середине третьего дня Беглец как никогда остро ощущает нависшую над ним опасность.

В лихорадке погони не разобрать, стало ли охотников больше или каждого из них заменили на более опытного и тренированного, не выстроить четкой стратегии. Все, что он может сделать сейчас — удирать-удирать-удирать, чувствуя, как его постепенно окружают.

…Он бросается вниз с двадцатого этажа еще до того, как высматривает впереди то, за что может уцепиться.

Крановый крюк оказывается ржавым; когда Беглец выпрямляется уже в пролете соседнего здания, на полу остаются смазанные кровавые отпечатки и рыжие чешуйки окиси. Кровь капает и с его рук — тягучая, тонко пахнущая металлом и совершенно черная, и в мышцах звенит нечеловеческое напряжение.

Стоило бы перетянуть ладони лоскутами собственной одежды, чтобы не оставлять следов, но у него совершенно нет времени.

Отработанным экономным движением взлетая на лестницу, Беглец еще успевает увидеть силуэтный росчерк на фоне светлой стены здания — один из охотников прыгает за ним.

Он надеется, что тошнотворный влажный хруст, раздавшийся мгновением позже, — преследователь промахнулся, — удержит остальных от попытки повторить этот трюк.

* * *
В какой-то момент он ошибается. Неверно подсознательно-интуитивно оценивает расстояние до погони. Сворачивает не туда… и обнаруживает себя на заваленной строительным мусором крыше.

Окруженным тремя охотниками.

Загнанным в угол в прямом и переносном смысле — сигать за край бесполезно, в пределах досягаемости пусто.

Массивные силуэты медленно и молча сжимают кольцо, держа наготове электрошокеры — а Беглец, не в силах сдаться и перейти к неподвижности, вертится на одном месте, судорожно озирается, почти в панике придумывая и отбрасывая один сумасбродный план за другим…

До тех пор, пока мусор не звякает под его ногой. И пока проклюнувшееся было рациональное мышление снова не уходит на дно, уступая место тому же чутью, что направляло его в бесконечном беге.

Беглец подхватывает с бетонного пола кусок арматуры — и вес оружия в его руках кажется невозможно знакомым, невозможно родным.

Он атакует, не медля ни секунды.

Дотянуться до него шокером у охотников так и не получается.

* * *
Тем же вечером в инфосеть с пометкой «Особо опасен» выкладывают изображение с камер — изображение бежавшего Объекта 307.

Особые приметы: черная кожа, белые глаза.

Как будто Объект 307 — негатив любого из миллиардов одинаковых элементов(3) Корпорации.

Тень. Не живое существо. Песчинка в отлаженном механизме, которую надлежит как можно скорее вычистить.

* * *
Беглец не расстается с арматурой еще много дней, пока в конце концов не сменяет ее на более легкое, более подходящее ему оружие.

Ему больше ничего не снится, — последнее путаное видение оборвалось на пламенно-грозном «И ты увидишь рождение нового мира, прекрасного и дикого. Моего мира», — и с течением времени он твердо уверяется в том, что перестал нуждаться не только в еде, но и во сне.

Ему, несмотря на растущую выносливость, неведом покой. Едва он ускользает от одного отряда охотников, как следующим же днем натыкается на другой, лучше подготовленный. Система не жалеет ресурсов на устранение ошибки.

А еще Беглецу все чаще, все настойчивее кажется знакомым повсюду транслируемое лицо Мастера — знакомым не потому, что ранее он, как и все элементы Системы, видел его по множеству раз на дню.

Он помнит его иным — с сияющими белым беззрачковыми глазами, с металлическими пластинами на черепе и выходящими из них пучками нейрошунтов.

Эта загадка всегда с ним — подзуживает, вертится на самом краю сознания; однако ее решение надежно сокрыто пеленой забвения.


Примечания:
(1) Системное = всепроникающее, мастерское, звериное.
(2) Мастер в мире Vector’а — по сути, воплощение Большого Брата.
(3) Элементы = жители.

@темы: Vector, мои фики, Shadow Fight 2

---

Один в поле не воин

Тьма и сталь

Автор: Fire Wing
Фандом: Shadow Fight 2
Категория: джен
Рейтинг: R
Размер: драббл (1265 слов)
Герои: Тень, ОМП (Механо), Сайфер, Кали, Титан
Метки: научное фэнтези, сражения, упоминания насилия, фантастика
Саммари:
— Ты действительно силен, — кивает Сайфер по окончании тренировки, вставая с пола и одергивая на себе мундир. Его лицо неизменно, но в голосе — едва приметное одобрение… которое быстро сменяется обычным холодом: — Однако все еще недостаточно, чтобы Титан выделил тебя среди остальных Безликих.
Тень молча поднимает копье с тяжелым наконечником, как бы говоря, что это — лишь вопрос времени.
— Ждать нельзя, — качает головой лидер Убежища. — Вот что. Препоручу тебя заботам Механо. Посмотрим, что он сможет сделать.
Примечания:
Самопальный коллаж-иллюстрация с вручную отрисованным Механо:

тык

*****
Тень убежден, что бесконечно можно смотреть на три вещи: на жизнь пламени, на течение воды и на полет пластинчатого меча в умелых руках.

…Даже если этот самый меч очень больно ранит.

Тень до скрипа стискивает зубы, когда ему в ноги впиваются сразу несколько составных частей лезвия. Выпад противника был направлен вперед, но уклонение не помогло — разложенный меч подобно змее скользнул за его спину, достав воина и там.

Извернувшись, он откатывается в сторону… только для того, чтобы увидеть, как уже сложенное лезвие со свистом летит прямо ему в голову.

* * *
Один за другим тянутся проведенные то в Убежище, то в недрах Фабрики, то в Каменном лесу длинные дни и такие же длинные ночи… а Тень, как и прежде, занимается тем, что умеет лучше всего: сражается.

С течением времени он нарабатывает репутацию: сначала в стычках с прочими жителями Убежища, потом в боях с Древним во множестве чужих обличий, еще позже — на турнирах среди Безликих. Не обходится и без поражений, не обходится и без освоения нового оружия (он подсматривает приемы у противников — и неважно, что они зачастую лежат за пределами возможностей человеческого двурукого-двуногого тела).

— Ты действительно силен, — кивает Сайфер по окончании тренировки,вставаяс пола и одергивая на себе мундир. Его лицо неизменно, но в голосе — едва приметное одобрение… которое быстро сменяется обычным холодом: — Однако все еще недостаточно, чтобы Титан выделил тебя среди остальных Безликих.

Тень молча поднимает копье с тяжелым наконечником*, как бы говоря, что это — лишь вопрос времени.

— Ждать нельзя, — качает головой лидер Убежища, и Тень ощущает на себе его пристальный взгляд (хотя, казалось бы, как можно смотреть, когда глаза закрывает многосоставная металлическая деталь?). — Вот что. Препоручу тебя заботам Механо. Посмотрим, что он сможет сделать.

Тень вопросительно вскидывает бровь — никого с таким именем он среди обитателей Убежища не знает, а знает он вроде бы всех.

* * *
— Ты слишком медлителен, — Тень не уверен, что между острием меча и его шеей войдет хоть один волос. Меж тем его продолжают отчитывать без малейшего намека на гнев или любое другое чувство: — Титан быстрее даже меня. Поднимайся. Сразимся еще раз.

* * *
Мигает освещение, и мрак из дальних углов огромного безжизненного помещения — Сайфер однажды обмолвился, что Убежище «вместит вдесятеро больше последних из могикан, если понадобится», — подползает к самому порогу.

— Механо? — спрашивает Тень в эту трусливую темноту, что отступает секундой позже, а потом — возвращается, стоит яркому белому свету ненадолго перестать литься с потолка.

Тень ловит ладонью слабый ветерок, обозначающий чье-то движение.

Свет отвоевывает прежние позиции, но теперь он отражается от высокой худой фигуры, с ног до головы закованной в металл. Местами броня незнакомца щерится острыми режущими кромками, но идеальную грозную симметрию нарушают отличные по цвету заплаты из иного, более тусклого материала.

Механо, если это он, внушает трепет одним своим видом — несмотря на то, что его четырехпалые руки пусты.

— Тень? — и лязг слышен даже в голосе этого… человека? Определенно нет — не бывает у людей такой узко-вытянутой головы и вторых коленей, сгибающихся назад. — Доспех — долой. Титан владеет оружием, один удар которого может рассечь существо вроде тебя пополам. Проверим, как ты умеешь уворачиваться.

* * *
Механо — воплощенная сталь. Стальное терпение, стальная выносливость, сталь в голосе… кажется, сталь, слитая с броней воедино, заменяет ему даже кожу. Но в то же время он нечеловечески, смертоносно быстр. И Тень, сколь бы позорно это ни было, постоянно проигрывает ему.

— Поднимайся. Сразимся еще раз.

Тень не в силах сосчитать, как часто слышит эти слова, в которых с течением времени не меняется ничего — от манеры произношения до интонации. Но сейчас он впервые сомневается в том, что сможет подчиниться.

Сиплые суматошные вздохи рвутся из его груди подобно пойманной птице, сердце заходится в самом горле, а по лицу стекает кровь. Тело стало одним сплошным очагом боли — где-то ноющей, где-то острой.

— Я ослеп, — хрипит он, переступив через жгучий стыд.

— Знаю. Поднимайся. Сразимся еще раз.

* * *
— Начнем? — своим неживым, неестественным голосом Механо неуловимо напоминает Кроноса.

Тень кивает и берется за утяжеленное копье. Механо же делает что-то странное: стремительно проводит руками по голове, плечам, груди, отделяя от брони некоторые ее части (другие элементы незаметно для глаза сдвигаются, почти полностью закрывая прорехи, в которых виднеется что-то черное и перемигиваются тусклые огоньки)…

Стискивает правой ладонью нечто похожее на рукоять меча, а левой ведет по воздуху прочь, и зажатые в пальцах элементы будто бы сами складываются в лезвие…

В условной стойке опускает к земле новоявленный пластинчатый меч.

Тень… удивлен.

* * *
Тень сражается на жалких остатках сил и концентрации, разя копьем почти наугад и едва держась на ногах. Зрения отчаянно не хватает; Механо неведомым образом ступает бесшумно, выдавая себя разве что редким свистом рассекаемого мечом воздуха.

Но в какой-то момент из окружающей черноты начинают проступать смутные белые контуры. Выдохшийся Тень не может позволить себе даже лишнюю мысль, чтобы не сбить хлипкое сосредоточение на битве — и потому просто принимает вернувшееся странное подобие зрения как данность.

Ровно до тех пор, пока подсечка не отправляет его на пол — снова. И пока он не понимает, что слепота вновь с ним, а подняться — стократ выше его сил.

— С этим уже можно работать, — это усталость играет с ним шутку, или Механо и впрямь говорит с удовлетворением?

— Что ты… со мной… сделал? — слова царапают горло. Во рту и на губах — металлический вкус крови.

— Спровоцировал выброс теневой энергии на замену утраченным органам чувств. Осталось научить тебя контролировать данное состояние. * * *
— Знаю, ты сможешь с ним справиться, — с такими словами Тени рукоятью вперед протягивают сложенный меч. — Его структура основана на теневой энергии.

Тень долго смотрит на металлические детали, заменяющие Механо лицо.

Перед ним — еще один эксперимент Титана, пошедший против своего создателя?

Однако спрашивает он совсем другое:

— Как тогда Древний смог совладать с этим оружием? — хоть раз увидев предбоевую трансформацию Механо и его заплаты, нетрудно догадаться, что мечи изначально были парными.

— Особенности расы, — неопределенно звякает в ответ. Механо явно не считает нужным пускаться в объяснения — они оба знают, что Тень их просто не поймет.

* * *
В следующий рассвет в Убежище проникает Судья — и устраивает подлинную резню, убив всех, кроме Сайфера.

После его пленения на выживших ложится новая задача: разобраться с трупами.

— Отправим их в утилизатор. Не пропадать же дармовой энергии, — пожимает плечами Кали.

Тень, всеми силами стараясь не выдать охватившего его смятения, снова обращает взгляд на изуродованные тела павших.

Механо среди них нет.

* * *
Механо был прав, понимает Тень: огромный, в человеческий рост меч Титана вкупе с его силой — грозное оружие. Но если пропущенные удары плашмя лишь ломают ему несколько костей, то удар лезвием в спину сминает-пронзает его броню и тело с невиданной легкостью.

Одно бесконечно растянутое мгновение Тень пытается понять, что трещало — пластины сверхпрочного доспеха или его перебитый хребет.

А потом он в агонии хватается за торчащий из грудины конец меча, захлебываясь кровью и криком.

И мир вокруг тонет в темнеющем кровавом мареве.

И дробится на части.

И уплывает-уплывает-уплывает…

…Вечность боли спустя он обнаруживает себя лежащим навзничь у стены Цитадели, отброшенным туда небрежным взмахом меча.

И обнаруживает, что Титан стоит не возле него, очевидно проигравшего, а в центре помещения, сражаясь… с кем?

Узнавание понуждает Тень вскочить, забыв о перерубленном хребте и параличе. Изломанные ребра отзываются на его неосторожность влажным хрустом, клинят, и он окончательно теряет возможность дышать — но она ему сейчас и не требуется.

Подле Титана со знакомой нечеловеческой быстротой кружит Механо, в моменты отключения силового щита нет-нет да задевая его доспех лезвиями электроглефы, которую сжимает левой рукой; правая висит безвольной плетью на остатках жил-проводов.

Вот он отступает дальше допустимого, и Титан, вновь окутанный шестигранным орнаментом, ломаным движением опускается на колено, чтобы атаковать рукой-гарпуном…

Предупреждающий выкрик Тени превращается в болезненный хрип, но Механо хватает и этого: согнув многосуставчатые ноги, он бросается вниз и вперед, уходя из-под удара.

Тень собирает воедино лезвие пластинчатого меча, сплевывает кровь прямо в шлем — и осознает, что ухмыляется, только когда засохшая кровяная корка на его лице вдруг трескается.

Их шансы одолеть Титана поодиночке — ничтожно малы.

Вместе они уже на что-то да способны.


Примечания:
*Пронзатель.

@темы: мои фики, Shadow Fight 2

---

Спецагентские будни

О контактах третьей степени

Автор: Fire Wing
Фандомы: Люди в черном (MyNeosha), Шерлок (ВВС)
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: драббл (560 слов)
Герои: Невер, Шерлок Холмс, Алиса
Метки: вымышленные существа, преканон, спецагенты, стихи, тайные организации, упоминания смертей, фантастика
Саммари:
Жарким летом две тысячи девятого года Невера посылают с одиночной миссией в Лондон.
Примечания:
На самом деле эта работа была написана еще в середине ноября, но так получилось, что я только сейчас решилась ее выложить. Так что пусть эта публикация будет моим новогодним подарком вам, дорогие читатели!
P.S. И, по сложившейся традиции — простите, оно само!

*****
Невер — секретный агент, ему двадцать пять.
С собой — пистолет, да инвертор в кармане,
Да опыт тяжелый непрожитых лет за плечами.
Стандартный комплект под то, чтобы мир спасать.

Столица «Грейт Британ» гудит: находят тела.
Уродливые, безруко-безногие, искалеченные.
Полиция умоталась, пытаясь раскрыть дела,
Мирняк паникует, понявши, что жизнь не вечная.

Задание будет нелегким — Лондон огромен.
Отыскать «каннибала» возможно лишь по следам.
Копы вновь мешают. Привычный феномен.
«Алис(1), отзовите их нахрен», — «Сейчас передам».

* * *
У трупа — агент. Изучает там что-то, согнулся…
Неладно, ведь миссия одиночная. «Viva incognita?»
Ошибка вскрывается быстро. «Агент» повернулся —
Ни галстука, ни оружия, ворот рубашки расстегнут...

Он смотрит — и взгляд по-рентгеновски острый.
«Гражданский», — бормочет в наушник Алиса.
План действий простой. Он точно не видел монстра.
Инвертором щелкнуть и за угол удалиться —

Его и не вспомнят. Но что делать с трупом?
И на этого типа впоследствии как не нарваться?
Инвертор готов — для продления ступора.
«Алиса, возможно ЧП. Мне нужна информация».

Минутами позже он завершает осмотр места,
Спешит по-английски уйти, пока тип не опомнился.
Улик никаких. Что искал самозваный маэстро?..
«А звать нашего гения логики…» — «Шерлоком Холмсом».

* * *
Проходит шесть дней — и две встречи все с ним же.
Где труп — там и Холмс. Раздражает до крайности.
Бессмертным считает себя, подбираясь все ближе
К разгадке. А что память ему стирали не раз — частности.

* * *
Близ пятого тела витает сильнейший дух гнили.
Источник — размяклая от жары не-этого-трупа нога.
Придется признать — вновь монстра они упустили…
Холмс молчалив и задумчив, но это пока.

Картина меняется быстро, и вот уже оба при деле:
Сыщик мечется над следами с болезненным упоением,
Гипотезу строит Невер про отметины на ноге и теле.
А после — щелчок, и Холмс вновь замирает в забвении.

Теорию впору принять за рабочую: тварь меняет
Конечности — стало быть, из подтипа мимиков.
В толпе не найти: она незаметно средь дня убивает.
Придется искать ее логово — логово хищника.

* * *
У парка его встречает… черт, лучше бы то был монстр.
«Проваливайте отсюда, сэр», — цедит Невер в темень,
Черты пистолета угадывая на фоне звездном.
Треклятый неугомонный гражданский кремень.

Чужие шаги — и он, про себя матеря все на свете,
Берет Холмса в захват. «Молчите. Ни звука».
Не ждал тот, привычный к криминалитету,
Найти в конце НЕХа — и, видно, напуган.

Аморфная жуткая тварь едва движется, ковыляет, —
Спугнули ее в прошлый раз, не дали закончить, —
Нужды в маскировке нет, и вонь тлена все нарастает.
Заметила… Если промедлить — обоих прикончит.

«Бегите!» — командует он, достает пистолет,
Смещая курок в режим ликвидации. Подрывается
В сторону Холмс; тварь, из себя вылепляя скелет —
Следом. В прыжке в гуманоида оформляется…

Неделя почти без сна отнюдь не помеха меткости:
Бьет в руку отдача. Тварь визуально теряет форму,
Раскидав на газон потроха и гнилые конечности.
Холмс падает тоже — в кровище, далек от нормы.

Невер подходит ближе. Холмс на земле дрожит,
Зрачки во всю радужку, бледен как призрак, —
Задета когтями артерия(2), — и невнятно хрипит:
«На кого вы работаете?». К отключке чертовски близок.

Прикинув кровопотерю, агент совершает глупость.
Меняет режим на стандартный, — плутония хватит.
«Плевать, на кого. Живите отсюда», — и, нащупав
Крючок спусковой, жмет, времени больше не тратя.

* * *
…Могло быть и хуже: он лишь огребает выговор.
«Кому и зачем говорила — без лишних контактов? —
Алиса устала не меньше. — Хотя, с таким выбором…
Но не смей и пытаться в отчете замалчивать факты».

Назавтра — аврал. «Под нас подкопались», — протеже
Своему поясняет Алиса. Отсюда и чувство опасности…
Но Невер хохочет до слез. «Кто-нибудь, завербуйте его уже!
Этот тип и меня задолбал до предела, до крайности!»


Примечания:
(1) В некоторых случаях, когда на миссии требуется быстрое получение оперативной информации, к агенту приставляют дистанционное сопровождение (пример тому можно видеть во «Вторжении инопланетян» ).
Алиса здесь — еще не руководитель организации.
(2) В случае ранения бедренной артерии бездействие в течение двух-трех минут приводит к смерти от невосполнимой потери крови.
P.S. В фике также использован позаимствованный у Doril хедканон: во времена молодости Невера реверсы еще были технически несовершенны, совмещены с пистолетом и в силу малого запаса плутония могли произвести лишь один-два выстрела.

14.11.24 — 17.11.24

@темы: мои фики, стихи, Шерлок (ВВС), Люди в черном

---

Минутка незамутненного счастья

Говорят, обещанного три года ждут... но маленькое чудо, о котором пойдет речь, случилось задолго до окончания сего сакраментального срока.
Неасыть, проводившая прошлым летом масштабный челлендж «Красиво о простом» (собственно, тогда мы и встретились), неожиданно сделала мне коллаж к фику «И над руинами встанет солнце».

Полюбоваться красотой

@темы: мои фики, визуал, Люди в черном